Повести и рассказы (сборник) - страница 60
Христофор в город не поехал. Что ему было делать в городе без пушнины. Ушел обратно в тайгу.
На следующий год привез все-таки он пушнину в город — свой долг. Этот год был удачный, не хуже прошлого года. Дай бог каждый год. Пришел Христофор к купцу. Но купца дома не оказалось. И в городе тоже его не было. Дом стоял на своем месте — это верно. И двери были те же. Но купца не было, и лавки не было, и дочь тоже куда-то уехала или ушла. В городе не было ни одного купца.
— Как же так? — сказал Христофор.
Он не знал, как быть. Знакомый один посоветовал ему обратиться в совет к комиссару Соловьеву.
— Он у меня столуется, — сказал он. — Хороший человек.
Комиссар долго о чем-то говорил Христофору, о каких-то купцах. Но старик его не слушал, думал о своем, о прошлой своей жизни, о сыновьях и о том, что привез он наконец долг, но купца нет. Он вспомнил каппелевцев, посмотрел на комиссара и подумал, что ему нарочно все мешают разделаться с купцом и что он найдет купца хоть на краю света, и, если купца нет, он отдаст долг его родственнику или тому, кто живет в его доме. Не может быть, чтоб там никто не жил.
В доме купца Соколова жили красноармейцы. Тунгус переночевал с ними под одной крышей и разговорился. Он вспомнил про своих сыновей. Ему понравились эти парни. И он хотел отдать им пушнину, но они не взяли, а позвали своего комиссара Соловьева, и Соловьев рассмеялся, усадил старика и долго с ним говорил. И хотя Христофору было многое непонятно, он слушал Соловьева и курил трубку. А уезжая, он попросил еще раз, чтоб красноармейцы взяли у него пушнину.
— Не везти же ее назад, — сказал он.
1935
Ланжеро
Часть первая
Глава первая
Когда Ланжеро был маленьким, мать качала его, мать пела ему песни, похожие на ветер, мать дула ему в уши свои маленькие песни, мать щекотала его.
Но однажды Ланжеро встал: матери не было. Он видел, как соседи несли какого-то человека. Он видел чьи-то ноги. Ему казалось, что это ноги матери, что это несут его мать.
В доме стало пусто. То место было пустое, где спала мать. За столом место было пустое. На берегу на камне было пустое место, где пела мать свои песни.
— Где мать? — спрашивал Ланжеро.
— Не знаем, где твоя мать.
— Где моя мама? — ходил и спрашивал Ланжеро.
Только один человек ответил ему — Чевгун.
— Нету матери, — сказал Чевгун. — Твою мать унес ветер.
Когда дул ветер оттуда — с моря, из ущелий, — большой ветер, при каждом порыве его Ланжеро тянуло на берег, к морю, на ветер. Ему казалось, что это мать, что мать дует ему в уши свои маленькие песни.
Прошло несколько дней, и у Ланжеро унесли сестру.
— Это ветер, — сказал Чевгун и отвернулся.
Ланжеро вернулся в дом. В углу было пустое место, где спала сестра. Ланжеро лег на ее место.
Утром Ланжеро проснулся и увидел, что рядом с ним лежит его большой брат.
— Подвинься, — сказал Ланжеро брату. Но тот не ответил. — Подвинься, — повторил Ланжеро и толкнул брата в бок. Но брат не двинулся. Рука его лежала на постели Ланжеро. Ланжеро тронул руку, попробовал ее поднять, по рука была тяжелая, холодная, словно рука чужого человека. Ланжеро отодвинул эту руку.
Днем Ланжеро прибежал с берега в дом. Брат лежал на том же месте. Пришли соседи и положили возле брата юколу, кусок вареной нерпы и горшок, в котором была мось, приготовленная из ягод и кетового жира. Но брат не тронул еды. Он лежал на спине. Ноги его были голые. Ланжеро стало жалко его ног, он их закрыл. Отец вытащил изо рта трубку, обтер слюну с чубука и положил трубку возле спящего.
— Зачем спящему мось? — спросил Ланжеро.
Отец ему не ответил.
— Отдай лучше ее мне. Я люблю мось.
Соседи встали, подошли к брату, подняли его и понесли.
— Ветер? — спросил Ланжеро.
— Ветер, — ответил Чевгун и усмехнулся.
Людей уносили и уносили. Каждый день отец куда-то уходил.
Сначала соседи унесли Чевыркайна, он был еще меньше Ланжеро; потом девчонку Аучхук, сестренку Чевыркайна, потом косоглазых детей Чевгуна, всех до одного. Как-то они подрались с Ланжеро и отобрали у него лодку-долбенку.
Когда их несли, Ланжеро долго бежал за Чевгуном. Чевгун уносил своих детей вместе с игрушками. Ланжеро думал, что Чевгун вернет ему его лодку.
