В то время из пяти теймуровых сестер три уже были замужем, две еще оставались дома. И эти две, с самого утра то и дело принимались плакать; к полудню глаза у них покраснели, распухли, но они по-прежнему продолжали всхлипывать.
Замужние сестры не плакали — не было времени. Они нянчили своих грудников, разнимали сцепившихся во дворе сыновей, кричали на тех, кто удирал на улицу и, улучив момент, успевали еще ворчать на сестер.
— Это ж надо! Распустили сопли! Куда едет-то, соображаете? В Баку! Учиться! С золотой медалью едет!
Мать Теймура пожарила баранину. Старшая сестра тоже кое-что сготовила, принесла. И две другие замужние сестры не с пустыми руками явились: одна принесла с собой катык, другая айвовое варенье. Поставили все на подоконник, чтобы не достать ребятишкам. Чемодан Теймура, собственноручно сколоченный отцом из фанеры, красный с голубыми разводами, стоял рядом.
Под вечер, перед заходом солнца, учитель Мурсал поднял этот красный с голубыми разводами чемодан.
— Пораньше выйти надо, — сказал он.
Все пять километров до станции они отмахали пешком. Уже совсем стемнело, когда учитель Мурсал усадил сына в плацкартный вагон. На следующий день рано утром Теймур сошел с поезда в Баку. Дом профессора Джемшидова он отыскал скоро, но нажать кнопку звонка, приделанного на стене возле двери, весь день не набрался смелости. До вечера бродил он возле профессорского дома с корзинкой в руках. И только когда наступили сумерки, ему не оставалось ничего, как все-таки нажать эту кнопку. Дверь отворил Бешир.
— А, Теймур! — обрадованно воскликнул он. — Вот это да! — Легонько подталкивая в спину, он провел гостя в большую светлую комнату.
— Вот, — громко сказал Бешир. — Это сын Мурсал-муаллима!
Беневша читала, примостившись на углу огромного обеденного стола. Когда Теймур вошел, она подняла голову, улыбнулась и снова стала читать. Из соседней комнаты вышла жена Бешира, поздоровалась и ушла. Появилась Туту ханум с чаем.
…Потом вышел профессор и расположился за столом. Беневша тоже сидела тут, и Туту ханум, и жена Бешира, но кроме него, никто не разговаривал. Бешир откровенно радовался тому, что Теймур прибыл в Баку с золотой медалью, но не одобрял его намерения поступать на исторический факультет.
— Подумаешь — история! — говорил он. — Точные науки — это да, это вещь! Стране нужен всего какой-нибудь пяток хороших историков. Гуманитарные науки процветают сейчас, главным образом, в малоразвитых странах. В этих странах уровень развития гуманитарных наук намного выше точных. Хотя точные науки этим странам еще более необходимы.
Теймур внимательно слушал Бешира, с удовольствием слушал. И не потому, что тот говорил умные вещи. Потому что, говоря эти умные вещи, он смотрел на Теймура с интересом, с уважением. Совсем не похоже было на беседы, которые вел с его отцом профессор Джемшидов. Слушая Бешира, Теймур чувствовал себя уверенней, он уже жалел, что весь день прокрутился вокруг этого дома, не решаясь войти. Беневша иногда отрывалась от книги и улыбалась Теймуру, а стоило ей улыбнуться, усталость вообще как рукой снимало, он сразу весь преображался; и рубашка с короткими рукавами вроде идет ему, и руки у него ничего — длинные, мускулистые… И этот огромный город вроде совсем не такой уж страшный…
Вдруг профессор резко поднялся из-за стола. И, уже в дверях, сказал сыну:
— Давай-ка устрой его в гостиницу. Поздно уже. Парню идти пора.
Бешир укоризненно взглянул на отца, прищурился и покачал головой. Жена его молча вышла. Теймур увидел, что Беневша медленно закрыла книгу и что у Туту ханум трясутся руки.
О чем Бешир говорил с отцом в другой комнате, Теймур не слышал. Через несколько минут Бешир появился.
— Чего не умываешься? — весело спросил он. — Мойся давай и ложись. Кафедра твоя — вторая дверь налево… Иди, иди, не стесняйся! Спать будешь на диване в этой комнате. По-моему, неплохая комната…
Когда Теймур вернулся, жена Бешира готовила ему постель. Потом Бешир погасил свет и ушел. Потом в других комнатах погас свет, все затихло… Но прошло еще немного, и Теймур услышал за стеной приглушенные голоса:
