— Мисс Армстронг, я вот подумал: а что если наш гость повторит свои слова перед вашей телекамерой?
— Когда? — спросила Пия.
— Хоть сегодня… Через час.
— Да? — обрадовалась она и повернулась ко мне. — Выступите?
— По телевизору? — испугался я. — О чём?
— О том же, что говорили нам, — ответил Бродман.
Отыгрывая время для раздумий, я решил отшутиться:
— И опять без гонорара?
— Тысяча долларов! — предложил Бродман.
Воцарилась тишина.
— Не сегодня, — произнёс я решительно. — Акцент!
— Полторы! — и Бродман вытащил чековую книжку.
Сейденман опять сконфузился. Пия сжала мне локоть и — пока Бродман выписывал чек — шепнула на ухо:
— Берите! Вы ему понравились.
В ответ я склонился к её надушенной заушине:
— А какое он имеет отношение к вашей программе?
— Он её содержит.
Через два часа, когда я вышел из здания телестудии с неотмытым гримом на скулах и с бродмановским чеком в кармане, на меня навалилась усталость. К тому же, сверху, из недозастроенного неба, из узких проёмов между небоскрёбами, процеживался вечер. Это меня огорчило. Я был категорически против того, чтобы день закончился. Огорчало и то, что никто из прохожих меня не узнавал.
Я вошёл в телефонную будку и, прочитав правила, ужаснулся цене за звонок. Потом вспомнил о чеке, снял трубку и позвонил домой.
Жена и дочь уже спали.
Я спросил брата смотрел ли он программу новостей с Пией Армстронг.
Он не понял вопроса и заявил мне хмельным голосом, что я, должно быть, выпил.
Хорошая идея, подумал я, повесил трубку и зашёл в ближайший бар. Цены ужаснули меня, но, вдохновлённый первым заработком, я заказал рюмку водки и посмотрел на часы. Через тридцать минут мне надлежало вернуться к студии и встретиться с Пией.
Я живу в Америке, сообщил я себе, но не нашёл этому никакого продолжения.
— За нашу страну! — извинился я перед барменом.
Бармен разрешил:
— Такой страны больше нету! — согласился он и плеснул мне «Столичную». — Даже здесь нету…
19. Хрен с Мессией, пусть себе приходит
Пия оказалась несчастливым человеком.
Об этом она объявила в Сентрал Парк по пути из телестудии домой, куда вела меня знакомить с мужем Чаком и с сыном. Меня раздирает двойственное к себе отношение, сказала она. Унаследовав от мамы всё, — внешность, повадки, голос и манеру речи, — от папы мне досталось только презрение к маме.
Что же касается мужа, то он — хотя и крупный инвестор — после двухлетнего перерыва снова охладел к женщинам и спит с такими же, как сам, удачливыми инвесторами.
Смутившись, я оглянулся по сторонам в поисках иной темы и увидел на тропинке прислушивавшегося к нам зайца.
— Это заяц! — воскликнул я, но Пия не удивилась, и я продолжил. — Что, впрочем, понятно… Потому что это парк…
— В этом парке водятся не зайцы, а белки, — сказала она. — А заяц сбежал из зелёной таверны…
— Зелёной? — переспросил я.
— Ресторан тут такой — «Зелёная таверна»: лучшее в городе рагу из зайцев! Не слышите запаха?
Я потянул носом воздух и снова услышал запах сирени.
— Ингрид Бергман ходила только в «Зелёную таверну», — сообщила Пия. — И кушала только это рагу. И твердила, что если кушать его, то никогда не умрёшь. По крайней мере — пока не надоешь ближним.
— Но она ведь это… Всё равно!
— От рака. Она была моя мать.
— Да? Я как раз подумал, что вы похожи на неё, — сказал я, пытаясь не думать о зайцах в желудке легендарной актрисы. Тем более — покойной.
— Лицом — да, я похожа на неё. Но у меня ноги… Две гадюки с апельсинами!
— Неправда! — испугался я, но, не заметив вокруг ничего необычного, передразнил её. — «С апельсинами»!
— Ну, с яйцами! — засмеялась она. — Со страусовыми!
Я ужаснулся. И снова стал озираться.
— Смотрите, лошадь! — и кивнул в сторону выскочившего из-за рощи пятнистого рысака, запряженного в белую колесницу. В ней — под красным козырьком — сидели вразвалку два жирных африканца в жёлто-синих робах и с чёрными тюрбанами на выбритых черепах.
— Да, — подтвердила Пия, — это прогулочный фаэтон для романтиков. Я вас как-нибудь прокачу.
— Нодар! — услышал я вдруг мужской голос, но не нашёл его. — Сюда, сюда, в колесницу!
Присмотревшись к колеснице, я разглядел на облучке крохотную фигурку мужчины по прозвищу Клоп, которого в последний раз видел пятнадцать лет назад в Петхаине.
