— Кто был при сем? Да не бойтесь вы, говорите!
— Я был до смерти при нем. Я ему и глаза закрыл, — неохотно отозвался смолянин помоложе.
— Так ничего дельного и не сказал? — допытывался дьяк. — Чем хоть бредил-то он, припомни?
— Дельного не сказал ничего. А бредил невнятно. Словно бы и не по-русски. Все больше карму какую-то поминал. Индийская девка, что ли. Утопилась, что ли, она.
— Непутево жил, непутево и помер, — наставительно вымолвил дьяк. — За три моря ходил, а, кроме индийских девок, ничего не высмотрел.
— Изволь, ваша честь, поглядеть тетради-то, — возразил молодой смолянин. — Там немало указано про индийский торг. Какие индийские товары пригодны для русского торга.
— Вон что! — глаза у Мамырева блеснули. Он еще раз перелистал тетрадь.
— Правда твоя!
— «А до Цейлона идти морем два месяца. В Шабате же родятся шелк, фарфор, жемчуг, сандал… В Каликуте родятся перец, мускат, гвоздика… Почку алмаза продают по пять рублей, а очень хорошего — по 10 рублей… А от Шабата идти посуху 10 месяцев, а морем 4 месяца на больших судах…» — с удовольствием медленно читал Мамырев. Он благодушно погладил свою недлинную русую бороду.
— Что ж, нам это годится. Ну, спасибо, честные господа, что потрудились — привезли сие рукописание. И от великого князя будет вам благодарность. Доложу ему. Почитаем, а если что путное найдем, — перепишем.
И по распоряжению дьяка Мамырева приказные писаря переписали тетради Афанасия Никитина в Московскую летопись под 1475 годом.
Через триста пятьдесят лет эту летопись (называемую Троицкой) нашел крупнейший русский историк начала XIX века Н. М. Карамзин, работавший в то время над своей многотомной «Историей государства Российского». И тогда получило широкую известность «Хождение за три моря» Афанасия Никитина — трудовой подвиг мужественного, умного и бескорыстного путешественника.
