— Ну, хочешь работать в ресторане здесь, в городе? Ну? — как-то обратился он ко мне. — Там тебе будет хорошо, будешь там помогать хозяину, ну?
Я ответил согласием и на другой же день, почистившись, явился в караульное помещение, где мне был выделен конвойный и было сказано, что вечером он же придет и заберет меня из ресторана.
В трактире «У Золотого Ягненка»
Конвойный привел меня на маленькую городскую площадь с кирхой и фонтаном посередине. Кругом виднелись старинные двух- и трехэтажные дома, а на них вывески магазинов и гастхаузов, то есть небольших трактиров в первом этаже и с пятью-шестью комнатками для приезжающих во втором.
В один такой маленький трактир-гостиницу, с висящим над входом вырезанным из железа и покрашенным золотистой краской барашком и вывеской со словами «Gasthaus zum Goldenen Lamm» и именем хозяина заведения «Фердинанд Файлер», и привел меня солдат.
Герр Фердинанд Файлер был средних лет, тщедушного вида, подслеповатый, в толстых очках австриец. Он был лет сорока, но за полной непригодностью к военной службе не был призван в армию и спокойно вел свой Geschaeft. Его жена фрау Файлер была полноватая подвижная женщина и отличная хозяйка. Она одна управлялась на кухне, и дело хорошо спорилось у нее в руках.
Мой конвойный, сказав, что придет за мной вечером, ушел в лагерь. Хозяйка, узнав, как меня зовут, тотчас накормила меня гуляшом из телятины и налила кружку кофе с молоком, чего я уже давно не ел и не пил. Когда я управился с едой, хозяин объяснил мне мои обязанности. До прихода посетителей, то есть до середины дня, я должен был мыть пустые винные бутылки и другую посуду и убирать помещения трактира, а после обеда до вечера прислуживать посетителям, то есть подавать им напитки и кушанья и убирать со столов посуду и мыть ее на кухне. Посетителей было немного.
Я не скажу, чтобы мне очень нравилась эта моя работа. Мне было скучно без моих товарищей по лагерю и неприятно было слушать насмешки и похвальбу австрийцев разбить Россию.
Запомнился такой случай. Один солдат из караульной команды, придя однажды в трактир, стал показывать за столом своим товарищам нанизанных на нитку с десяток вшей. Вши были крупные, живые и ползали по столу, таща нитку в разные стороны, а солдаты смеялись и говорили:
— Вот так русские вши!
Оказалось, что солдат-весельчак наловил их на одеялах, которые заключенные вывешивали во дворе, чтобы хоть как-то избавиться от этих паразитов. Замечу, что морозы в ту зиму достигали в Австрии минус пятнадцать градусов и австрийцы говорили, что это «русские морозы».
На встречу нового 1915 года в трактире «У золотого ягненка», в его летнем павильоне в саду за домом, собралось множество зажиточных бюргеров Дрозендорфа в штатском и в военных униформах. Все уселись за одним длинным столом, и пиво полилось рекой. Пили его из отдельных увесистых кружек, пили из одной, ходившей по кругу, огромной, чуть не ведерной глиняной кружки, постепенно хмелели и все громче и задорнее горланили свои воинственные песни под визг скрипок и вой каких-то духовых инструментов небольшого оркестра из заключенных музыкантов, русских подданных евреев.
Гостей обслуживал сам хозяин. Я только подносил ему из дома кувшины с вином и кастрюльки с гуляшом и сосисками с кухни, где готовила сама хозяйка. Ей помогала какая-то бедная родственница, девушка лет восемнадцати по имени Мици.
В какой-то момент, когда хозяйка отлучилась из кухни, Мици робко обняла меня и задушевно сказала:
— Ах, Теодор, как я желаю тебе поскорей возвратиться домой, в Россию, а пока ты здесь, пусть у тебя всегда будет кусок хлеба.
В двенадцать ночи под бой часов гости встретили новый 1915 год, и, покричав «Хох!», попев воинственных песен, подвыпившие австрийцы вскоре разошлись. Увели в лагерь и меня.
Дня через два в лагере вспыхнул сыпной тиф и был объявлен карантин. Начальство предложило моему хозяину предоставить мне жилье, чтобы я не занес заразу в город. Но когда он сказал мне об этом, я жить у него наотрез отказался, чем его и хозяйку сильно удивил. Удивился моему отказу и переводчик господин Фильгур.
