Но что это? Едва мы вошли в избу и братья помолились на иконы, как они оба горько заплакали, заплакал и отец, крепко прижав их к своей груди и поочередно целуя. Я сразу догадался о причине этого общего плача — это отсутствие в доме матери, которая не дождалась своих ясных соколов.
Когда все успокоились и братья, умывшись и переодевшись с дороги, стали развязывать корзину, чтобы достать вино и закуски к столу, в избу вошла куча сельских ребятишек, чтобы поздравить Илю и Ваню с приездом. Прибывшие тотчас достали из корзины связку баранок и кулек с конфетами и начали оделять ими каждого ребенка по очереди. При этом отец спрашивал о некоторых детях, узнают ли они их, и тут же говорил: «Да ведь это твой крестник, Илюша, — Митюшка Попков!» Или: «А это твоего двоюродного брата Ивана Васильевича дочка Нюра, а это Ванюшка Афанасьев». Получив гостинцы, ребята говорили спасибо и сейчас же убегали показать матерям свое лакомство. Дети, оказавшиеся родными, получали вдобавок от обоих братьев поцелуй и несколько ласковых слов.
Таков был обычай. Приехавшие с заработков из города, особенно молодые парни, должны были показать шик и прикатить со станции в родную деревню на тройке с бубенцами, которая, кстати, стоила не так дорого: за расстояние в двадцать пять верст от станции до нашего села ямщик брал пять рублей. Оделять гостинцами всех ребятишек своего села или деревни — а села и деревни в нашем краю небольшие, — тоже считалось обязательным. Ведь в то время деревенские дети так редко видели конфетку, пряник или баранку. Но об этом я расскажу немного дальше, а сейчас вернусь к своим милым братцам Иле и Ване.
Вот мы сидим всей семьей в горнице за чаем. Кроме нас за столом несколько человек самых близких родственников: две тети, дядя, вволю наплакавшаяся, пришедшая из Поляны старшая сестра Рая. На столе вареные яйца, домашнее сливочное масло, колбаса, консервы, печенье, бутылочка вина, графин водки. Но много в нашей семье никто не пьет. Выпили по рюмочке и слушают, что рассказывают братья. Я сижу за столом и не свожу с них восторженных глаз, впитываю каждое их слово, запоминаю каждый жест, манеру разбивать ложкой яичко, намазывать масло на хлеб, пить чай из чашки. Особенно мне нравятся в их разговоре словечки «конечно», «неужели» и другие.
Брату Илье двадцать лет. У него красивое овальное лицо, серые спокойные глаза, крупный, правильной формы нос с чуть заметной горбинкой, на верхней губе чуть пробились усики. Он улыбается мягкой, ласковой улыбкой. Русые волосы зачесаны на косой пробор над большим умным лбом. Фигура у него стройная, тонкая.
Брат Ваня на два года моложе его. Это крепкий веселый юноша. У него смелый, озорной взгляд, живая бойкая речь. Так и кажется, что он сейчас скажет что-нибудь такое, от чего все прыснут со смеху. Русые, как и у брата Или, волосы тоже с пробором на боку, но с каким-то залихватским зализом над красивым юношеским лбом.
Брат Илюша работал перед приездом в деревню помощником буфетчика в Европейской гостинице. Этой осенью ему предстоит призыв в армию, поэтому он рекрут или «некрут», как говорят по-местному. Все уверены, что его примут в солдаты, потому что он «лобовой», то есть не имеющий никаких льгот для освобождения от военной службы. Брат Ваня работал в колбасной мастерской. Он закончил там срок обучения и теперь приехал отдохнуть, погулять с молодежью и помочь вместе с братом Илей отцу в деревенской работе.
Брату Иле по работе требовалось знание иностранных языков. Он привез с собой самоучитель французского языка и часто занимался им. Хозяин, у которого работал брат Ваня, был немец. Поэтому он знал немного немецких слов и лихо сыпал ими передо мной, забавляясь моим удивлением его ученостью. Мне захотелось его догнать. Я стал брать и зубрить самоучитель французского языка. Через день-другой я уже бойко считал по-французски до десяти: он, дю, труа, катр и т. д., и знал несколько французских слов. С этого времени у меня появился интерес к иностранным языкам, которому впоследствии довелось сильно развиться.
Пасха в 1904 году была поздняя. Стояли ясные теплые дни. Давно прилетели строгие черные грачи, хлопотали у скворешен скворцы, оглашая воздух своими трелями. Набухли почки на деревьях. От тополей, окружавших церковь, крепко пахло тополиным клеем.
