— Ла-ави… Но… Если не все — то что?
Лави приостановилась, искоса взглянула на нее:
— Теперь-то тебе зачем? — резко развернулась и ушла.
* * *
Тикают часы. Секундная стрелка, подергиваясь, совершает который уже по счету круг. Почти полночь. Полночь. Чуть-чуть за полночь. Аэниэ сидит, положив руки на стол, и голову — на скрещенные руки. Следит за движением стрелок. Как медленно тянется время… Свет выключен, горит свеча в покрытом копотью металлическом подсвечнике. Тишина — только потрескивает фитилек.
Одна. Совсем одна. Уже несколько дней молчит телефон, и некуда пойти вечером, и не с кем поговорить — обо всем и ни о чем, так, чтобы отключиться от боли и ноющей пустоты внутри. Одна.
"Я не хочу быть одной…" — слез нет, глаза сухи. — "Я не могу одна…"
Всего-то — позвонить самой. Сказать все, как хочет Лави, просить прощенья — лишь бы вернуться обратно, лишь бы позволили…
"Быть среди своих… Да где ж их, своих, взять…"
Нет своих — пусть будут хотя бы эти. Пока — эти. Только не одной.
Всего лишь — набрать номер. Сказать несколько давно заготовленных фраз. И, что самое противное, даже лгать-то особо не придется, ведь хочется назад, и тянет, и — Лави…
Аэниэ вздыхает.
"Только… Не хочу, чтобы звали так."
Все ложь — или нет? Нет, об этом лучше не думать, слишком больно, да и все равно самой не разобраться. Имя должно было быть верным, но теперь называться так… Нет. Ахто — тоже нет, никогда. Возвращаться к прежнему, самому первому имени? Тоже нет, слишком уж оно — детское?
"Надо новое. Ладно, придумаю что-нибудь…"
Телефон в коридоре, до него — всего пять шагов. Надо сделать это, иначе каждый вечер будет таким, тоска и темнота, и теснящаяся боль в груди.
"…не сковывала меня цепями. Просто отняла ноги…"
Пройти всего пять шагов, поднять трубку — уже заранее кажется, какой она будет неподъемно-тяжелой, набрать номер — едва ворочается диск, гудки — и голос… Всего-то.
Аэниэ прячет лицо в ладонях.
"Сейчас. Сейчас пойду. Только наберусь сил…"
— …Слушай, а ну его на фиг. Прости меня… Я хочу обратно к вам… К тебе.
— Мммм? — Аэниэ не видит, но чувствует, как Лави выгибает бровь, довольно щурится. — Ну ладно, уговорил, речистый… Сегодня у меня хорошее настроение, повезло тебе. Муррр…
— Мур! — Аэниэ гримасничает, услышав неподдельную радость в своем голосе — но это и к лучшему: так Лави точно поверит.
— Ну вот и славно… Не будешь больше дурить, Аюшка?
— Не буду… Проехали, хорошо?
— Хорошо…
Молчание. Чувствуя, что сейчас эльфка начнет прощаться — положит трубку — Аэниэ торопится:
— Только я имя хочу поменять — на Айрэнэ.
— С чего так?
— Да просто красивое — оно значит что-то вроде "побережье, край прибоя"… Мне подходит.
— Ну да, ну да… Волнуется, выбрасывает на берег всякую всячину… То ракушки, то драный башмак… — переливчатый смешок. — Ну пускай.
— Мур…
— Мур. Значит, в воскресенье приходишь?
— Ага…
— Захвати только чего-нибудь с собой — на предмет пожевать. Жидкая еда-то у нас есть…
— Хорошо…
* * *
Слишком громкие голоса бьют по ушам, в голове слегка звенит, но уходить не хочется — ведь это означает снова остаться одной. Да и не то, чтобы тут было, куда уходить — квартира вот она вся, на кухне уже кто-то засел, в соседнюю комнату кто-то удалился и прикрыл за собой дверь, даже из ванной доносятся голоса и смех. Напротив Айрэнэ сидит Лави — придвигается ближе к Золотинке, обнимает за плечи… Руки эльфки скользят по спине девочки, сползают на талию — девочка млеет и обмирает, прикрыв глаза, личико раскраснелось, волосы почему-то встрепаны.
Айрэнэ берет свой бокал, подносит к губам. "Что там Лави про силы говорил когда-то? Вот сейчас-то как раз и нет…"
Вино мягко ударяет в голову, и между девушкой и внешним миром вырастает мягкая стенка. Боль становится глуше и отступает, но сосущая пустота все еще здесь.
Лави затаскивает Золотинку к себе на колени — та смущается и слабо сопротивляется, но ясно, что это только для вида.
Еще глоток — кислит на языке, кислит во рту.
Кто-то чешет девушку за ухом — она оборачивается.
— Ка-акие мы-ы гру-устные, — тянет улыбающаяся Дарки, — иди-и сюда, мы тебя за ухом чеса-ать будем…
