— Ничего… Я уже. — Аэниэ указала на стоящий перед ней стакан с чаем.
— Ну ладно, тогда я быстро, сиди жди. — Лави устремилась к стойке, а Аэниэ проводила эльфку тоскливым взглядом и стиснула руки так, что побелели костяшки пальцев.
— …Как ты могла! — со слезами в голосе воскликнула Аэниэ и поспешила отодвинуться от протянутой руки Лави — только не дать ей прикоснуться, иначе… — Это же наша квэнта! Ахто и Тхури, это же мы с тобой!
— Кысь, успокойся, — промурлыкала эльфка, наклоняясь к девочке через столик, — ну что ты шипишь? Так надо было.
— Но ты же… ты ей неправду сказала! — даже сейчас грубое «наврала» застревало в горле. — Я ей все расскажу!
— Да-а? — протянула эльфка, и глаза ее опасно блеснули и сузились. Она откинулась на спинку стула и смерила девочку этим новым, жестким и неприятным взглядом, — А она поверит тебе, радость моя? — губы скривились в усмешке. — Неужели ты думаешь, что напугал меня? Бред ревности, радость моя, и только. Сама подумай — оно полезно, для разнообразия…
— А Нэр, а Зю? Они же знают, они подтвердят!
— Да ну? — выгнула бровь Лави, и Аэниэ осеклась, проглотив готовую вырваться тираду.
— С какого это дуба, радость моя?
Аэниэ промолчала. "Ну разумеется…"
— Лапушка… — голос эльфки вновь потеплел, в нем появились мягкие, успокаивающие нотки, — ну что ты завелась, а? Успокойся. Какая разница? А ревновать — это ты брось. Ты же знаешь, я не только с тобой связан… К тому же — природа у меня такая, — эльфка лукаво подмигнула, — и, можно подумать, тебе плохо было… Брось, кыса. Не дури, не валяй ежей. Хочешь, — Лави снова перегнулась через стол, заглядывая девочке в глаза, — поехали сейчас ко мне?
Аэниэ опустила глаза и уставилась на собственные пальцы — с удивлением заметила, что они, оказывается, уже успели растерзать вдребезги и пополам пластиковый стаканчик и принялись за ложечку. Сейчас можно согласиться, плюнуть, забыть — поехать с Лави, быть с ней, быть с ней сегодня, и снова — бездна нежности, и снова — рядом, касаясь теплого плеча, снова — вместе… А потом — опять стискивать кулаки в бессильной ярости, вонзать ногти в ладони, видеть, как Лави ухаживает за Золотинкой, как понимающе переглядывается свита… Опять — служить, исполнять все, что скажет, ради одного взгляда, прикосновения, легкого поцелуя — мимоходом, в темном коридоре, на кухне, в другой комнате…
— Лав, прости… — "Еще я и извиняюсь!", но иначе никак, нет сил, невозможно, — прости, но… Ты сделал мне слишком больно. Ты… говоришь неправду. Я пока уйду… Понимаешь, я боюсь — вдруг ты и мне когда-нибудь, так же…
— Значит, нет?
Все еще глядя вниз, Аэниэ помотала головой.
— Что ж… — сухо проговорила эльфка, — как хочешь. Когда-нибудь, значит?
Странные нотки в ее голосе заставили девочку поднять голову — Лави, нехорошо улыбаясь, накручивала на палец выбившуюся прядку.
— Когда-нибудь… — повторила она, словно пробуя слова на вкус, и вдруг выпрямилась, резко подалась вперед и прошипела прямо в лицо Аэниэ, — а откуда ты знаешь, что не уже?
— Что?!
— Да ничего, — с довольной улыбкой Лави откинулась назад. — Кыса, ты всегда была удивительно наивным ребенком. — нарочито неторопливо взяла стакан кофе, поднесла к губам, наблюдая за девочкой.
— Что? — горло перехватил спазм, слезы сами собой навернулись на глаза — вот-вот прольются. — Погоди…
Что угодно ожидала девочка — только не это, только не так…
— А вот так… — Лави поставила стаканчик на место, так и не сделав ни глотка, и склонила голову к плечу, — а знаешь… — помедлила немного, — на тебя ушло гор-раздо меньше времени, чем на Золотинку.
Мысли путались, в голове звенело как от хорошей полновесной оплеухи.
— Погоди, Лав… Это что — ты и мне?.. Все — наврала?!
— Ну почему же сразу все… — эльфка передернула плечами, — так, кусками в кустах. А много знать будешь — скоро состаришься, — неожиданно резко заключила она и встала, — хотя тебе бы это не повредило, ребенок.
Сквозь пелену слез Аэниэ смотрела, как Лави собирается, накидывает куртку, убирает под берет волосы. Все плыло, звон в ушах становился все громче, но девочка нашла в себе силы выговорить:
