Эти платформы обходили кругом и терялись; в конце коридора-инкубатора.
Дед повел Юзика в тот конец, и конвейер привел их в другое помещение, где другие женщины брали коробки с цыплятами и «сыпали» их в загородки вдоль стен, аж в три этажа. Скорлупа же от яиц шла дальше.
— Около двадцати тысяч килограммов этой скорлупы собирается у нас за год, — заметил дед, — и ни одной скорлупки не пропадает: ее моют, мелят в муку и добавляют в корм тем же курам.
Но Юзик даже не услышал этого замечания. Он с восхищением следил за этим морем желтоватеньких комочков, которые забавно шевелились, щебетали, теснились друг к другу. По краям этих полатей были приспособлены желобки-кормушки, а у стены низенькие навесы, обшитые снизу мягкой фланелевой материей. Цыплята теснились под эту крышу и чувствовали себя словно под крыльями матери.
— Здесь они живут тридцать пять дней, — объяснял дальше дед. — Температура всё время — двадцать пять градусов.
В некоторых кормушках были уже насыпаны крупинки творога. Некоторые цыплята пробовали уже клюнуть их, но так неуклюже, смешно, что каждый улыбнулся бы, глядя на это.
— Как набраться на всех их творога? — сказал Юзик.
— А это творог из сои, гороха такого. В нем даже больше жирности, чем в молочном твороге.
Оттуда они перешли в помещение, где были цыплята — подлетки. Огромное, высокое здание имело стеклянную крышу. Много стекол наверху было открыто. Таким образом в помещении было солнца и воздуха, пожалуй, столько же, сколько и на воле. Кроме того, уют цыплятам создавало множество жердей наверху.
Здесь уже был большой шум и столпотворение. Особенно старались петушки. Несколько пар их билось внизу, на бетонном полу. Другие забрались как можно выше и смешными сиплыми голосами старались петь, как взрослые. Птиц было столько, что каждое движение, взлет, звук в общей сумме составляли такой шум, будто гудели от ветра верхушки деревьев в лесу во время грозы.
— Здесь начинаются мои служебные обязанности, — сказал дед. — Два раза в день нужно очищать пол от навоза. Видишь, вот это устройство…
— Знаю, — прервал Юзик, — Я видел, как в городе мыли улицу.
— Она самая и есть. А потом вот по этим рельсам привозят в вагонах ячмень и сыпят им.
— Но как вам заниматься своей работой, — засмеялся Юзик, — если сверху постоянно словно град сыплет.
Дед тоже засмеялся.
— Ну, что ж! — сказал он, — Нужно надевать специальную одежду — и больше ничего. А над самой серединой, как видишь, и жердей нет. Сюда сыпется ячмень. А там видишь и корыта с водой для них. Зимой помещение отапливается. Таких помещений для подлетков есть несколько. А теперь перейдем к взрослым.
Помещение для взрослых кур было такое же, как и для подлетков, только вдоль всех стен в несколько рядов шли корыта с соломой. Сотни куриных голов высовывались оттуда. Беспрерывно то в одном, то в другом месте вылезали куры, что уже снесли яйца, становились на ребро корыта и начинали кудахтать так, что аж в ушах звенела. Иногда таким образом кудахтали кур двести сразу! Вместо них садились новые куры, толкались, ругались. А вверху покрикивали петухи, словно ругаясь на женский шум. Чтобы куры сверху не загрязнили корыта, над ними сверху жердей не было.
— Вот наша фабрика яиц — сказал дед. — Здесь двести тысяч кур, да еще рядом таких помещений девять.
— Почему они все белые?! — вскрикнул Юзик.
Действительно все они были белые, и от этого казалось, словно все вокруг, особенно вверху, было покрыто снегом.
— Это порода такая — леггорны. Они очень носки. Каждая курица несет в год, двести пятьдесят-триста яиц — бывали случаи, когда курица давала триста пятьдесят девять яиц в год, почти каждый день по яйцу. Но ухаживать за ними нужно хорошо, чтобы была чистота, свежий воздух, а зимой помещение отапливалось. Специальный доктор следит за их здоровьем. Вот как раз едут за яйцами.
По узеньким рельсам к воротам двигалась десятка два вагончиков. Их толкали женщины. Рельсы завернулись в сторону, вдоль стен. На вагончиках были коробки со стружками. Женщины быстро и ловко начали собирать яйца и запаковывать в коробки.
