Серена рано легла спать, но не могла заснуть. Из соседнего номера через тонкие стены раздавался отчетливый ритмичный храп мадам Леклерк. «Она храпит так громко, что оконные стекла дрожат», — с раздражением подумала Серена, взбивая подушку в тщетной надежде устроиться поудобнее. Миновал трудный день. Известие о смерти Ника Литтона-старшего выбило Серену из колеи, хотя она полагала, что на ней это никак не скажется. Она была недовольна собой за то, что оказалась неподготовленной к встрече. Обещание его сына помочь было палкой о двух концах. Николас Литтон вполне ясно дал понять, что отнюдь не считает ее достойной уважения.
Он был из тех мужчин, от которых исходили сигналы опасности, стоило только им войти в помещение. Было бы глупо не обращать на это внимания. От Николаса исходило нечто возбуждающее, будто он в любой момент мог совершить что-то неожиданное, преступить границы приличия ради забавы. Вздрогнув, Серена поняла, что именно это, а не физическое обаяние, влекло ее к нему. Она должна быть начеку всякий раз, оставаясь с ним наедине. Несмотря на странный образ жизни, ее репутация была безупречной. Серена не могла запятнать ее сейчас, хотя было бы неверно утверждать, что она оставалась безразличной к соблазну. К сожалению, Николас Литтон слишком хорошо понимал это обстоятельство.
Возможно, ей все же следует уговорить мадам Леклерк выступить в роли компаньонки. Из-за стены раздался особенно громкий храп, и Серена захихикала. При мадам даже мистер Николас Литтон не поддался бы соблазну преступить границы приличия. Но он ведь мог просто избавиться от француженки. Серена закрыла глаза. Ее мысли блуждали, она слишком устала, чтобы спорить сама с собой. Найтсвуд-Холл ведь так далеко от Лондона, что вряд ли кого заинтересует, что здесь происходит.
В то время, когда Серена наконец-то задремала, Николас в гордом одиночестве сидел в небольшой уютной столовой Найтсвуд-Холла, раздумывая над щекотливой темой — завещанием отца. Убрали посуду и скатерти. Перед ним лежал отчет делового партнера об интересующем его деле. Фрэнсис Элдон не сообщал ничего радужного.
Дворецкий поставил на стол перед ним графин с портвейном и баночку с нюхательным табаком, затем подбросил полено в камин и проверил, плотно ли задернуты шторы.
— Желаете еще что-нибудь, мистер Николас?
— Нет, спасибо. Скажи слуге, чтобы не дожидался меня. Я сам лягу спать. Спокойной ночи, Хью.
— Спокойной ночи, сэр. — Дворецкий поклонился и тихо вышел.
Николас налил себе портвейна и стал вертеть в руке изящный хрустальный бокал. Его мысли, как и вино, бесконечно вращались по кругу. Николас устал, и это понятно — ведь поединок с Сэмюелем получился более напряженным, чем раньше. Оба были спарринг-партнерами с детства. При ярком свете камина он грустно взглянул на свои ободранные пальцы. Не скажешь, что это руки джентльмена. Давно пора прекратить все эти глупости. Однако Николас никогда не смог бы устоять перед вызовом.
Но ему уже двадцать девять лет, в таком возрасте пора остепениться. Как напоминал Фрэнсис Элдон в своем письме без всякой необходимости, через неполных три месяца Николасу стукнет тридцать. Если не удастся изменить завещание, наследство достанется его кузену Джасперу. Если только Николас не последует совету Фрэнсиса и не женится.
Николас все время наивно верил, что адвокаты придумают, как отменить роковой пункт, однако время истекало, а их усилия ни к чему не приводили. Последняя воля отца грозной черной тучей надвигалась на него. Ему следовало раньше растормошить адвокатов. Проклятье, должен же найтись какой-то выход!
Николас встал и, чтобы не дать камину угаснуть, рассеянно бросил в огонь еще одно полено, но тут же отскочил, когда искры посыпались на коврик. Он не допустит, чтобы кто-то отодвинул его в сторону. Он не допустит, чтобы даже отец, прибегнув к шантажу, вынудил его вступить в брак.
Отец в конце жизни снова женился. Мелисса оказалась послушной женой. Эта молодая женщина согласилась стать нянькой для мужчины намного старше ее, с неважным здоровьем. К удивлению всех, кто знал его, Ник Литтон, все время ведший разгульную жизнь, с удовольствием погрузился в семейное блаженство, да к тому же стал приверженцем института брака. Николас Литтон глубоко вздохнул. Ему следовало бы все предвидеть после того последнего бурного разговора.
