— Я ее напугал? Черт возьми! Она же сказала, что ты умерла. Ты хоть представляешь, каково мне было?
Представляла ли она? Тогда — нет. Теперь — да. Если Мигель действительно любил ее — а теперь Карина знала, что он любил ее, — то известие о ее смерти действительно могло лишить его рассудка.
— Мне так жаль. — Карина потянулась к нему. — Тебе пришлось несладко.
— Если бы ты умерла, я не знаю, что бы с собой сделал. До сих пор не могу спокойно об этом вспоминать.
— Пожалуйста, не надо так терзаться. У нас впереди вся жизнь, и я не хочу, чтобы мы постоянно оглядывались. Пусть прошлое останется в прошлом. Не тащи его за собой. Настоящее так прекрасно. В нем есть ты. И я знаю, что ты меня любишь.
Выражение лица Мигеля смягчилось.
— Так ты не сердишься? — настороженно спросил он.
— Нет. Мне даже приятно думать, что такой мужчина, как ты, потерял из-за меня голову. Главное, чтобы ты не потерял ее снова.
— Для меня не существует других женщин, — прошептал он, касаясь губами ее уха. — Ты на шестом месяце, а меня влечет к тебе с прежней силой.
Карине было приятно это слышать, но она постаралась скрыть радость за насмешливым тоном.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что сейчас я выгляжу сексуальнее, чем тогда, когда мы только познакомились?
Мигель посмотрел на нее, как на ребенка, задавшего глупый вопрос.
— Ну конечно! А знаешь, почему?
— Почему?
— Потому что Карина Гомес всегда будет красивее и Карины Мелроуз, и Рины Роуз. Потому что моя жена — самая прекрасная из женщин.
Карина улыбнулась. Уж чего-чего, а самоуверенности ее мужу не занимать.
Два дня без Мигеля показались Карине вечностью. Пытаясь занять себя, она бралась то за одно, то за другое, но время упрямо не желало идти вперед, и стрелки часов словно приклеились к циферблату. Долорес почувствовала себя лучше, и женщины провели немало времени вместе, разговаривая ни о чем и обо всем. Хавьер проявлял трогательную заботу о Карине, внимательно следил за тем, чтобы она вовремя ела и много гуляла.
В расставании есть только одна приятная сторона — это встреча. Мигель вернулся раньше, чем обещал, и первым делом устремился в комнату жены. Карины там не оказалось. Он заглянул в свою комнату, потом в гостиную, проверил кабинет и, не обнаружив ни одной живой души, сбежал вниз. Дом казался опустевшим. Предчувствуя несчастье, он прошел в кухню и застал там свою мать в обществе служанки. Женщины как ни в чем ни бывало обсуждали меню обеда.
— Где Карина?
Долорес обернулась и, увидев сына, укоризненно покачала головой.
— Мигель, где твои манеры?
— Прости, мама. Как ты себя чувствуешь? Ты была на приеме?
— Конечно.
— И что сказали врачи?
— Знаешь, эти американские доктора совсем не такие, как наши. Они не охают и не ахают и обращаются с пациентом так, словно их задача не спасать его, а только помогать.
— Тебе назначили день операции?
Долорес улыбнулась.
— В этом нет никакой нужды. Мне посоветовали провести курс реабилитации. Уехать из города, пожить в тишине и покое. Разумеется, придется принимать лекарства, но это уже не страшно. Признаюсь, я боялась операции. Так что завтра мы с твоим отцом…
— Кстати, где он?
— Гуляет в парке с твоей женой.
Мигель устало опустился на стул.
— Мама, если так пойдет дальше, то к врачам придется обращаться мне.
— Твоя жена должна как можно больше двигаться. Хавьер сказал, что раз уж его сын слишком занят и не находит времени для супруги, то он с удовольствием познакомит ее с нашим городом. Они отправились в парк и обещали вернуться к обеду.
— Не желает ли сеньор кофе или бренди? — поинтересовалась служанка.
— Нет, Кармелла, спасибо. Мне еще нужно принять душ и переодеться.
Мигель уже собирался выходить из-под душа, когда дверь ванной открылась.
— Ты не станешь возражать, если я составлю тебе компанию?
— Разумеется, нет, — ответил он, — но только с условием, что ты расскажешь мне что-нибудь интересное о городе, в котором я живу.
— Твой отец легко мог бы работать гидом. — Карина расстегнула пуговицы на блузке. — Он рассказал мне столько интересного.
— История — его конек. — Мигель помог ей справиться с застежкой бюстгальтера.
