Зазвонил телефон, и, поскольку я замешкался, Вал раздраженно схватила трубку.
— Да, — бросила она нетерпеливо. — Он здесь. А кто это? А… сейчас. — Она повернулась ко мне и прошептала: — Тебя… Жена.
Я взял трубку.
— Да, Рода. Чего тебе?
— Слушай, по дороге домой купи булочки с кремом и сигареты, понял?
Я посмотрел на огромную кучу бумаг на столе, а потом на часы. Было 17.45.
— Извини, но я не смогу. Мне, видимо, придется сидеть тут до ночи. Так что уж сама сделай. Я вернусь в девять-десять, не раньше. — И, не дожидаясь ее протестов, я положил трубку.
— Как ты думаешь, она узнала мой голос? — спросила Вал.
— Не знаю. Мне сейчас на все наплевать. Давай работать.
В 18.30 Вал наконец закончила с ливийской заявкой.
— Ну, слава Богу, — сказала она, откидываясь на спинку стула. — Теперь мне нужно бежать, а то опоздаю.
— Ты уходишь?
— У меня важное дело.
— Но осталось еще три заявки, Вал!
— Ничего, подождут. Сегодня Генри дает обед в честь Бернстайна. Не могу же я не прийти! — Ладно, — махнул я рукой, слишком уставший, чтобы спорить. — Раз нужно — иди.
— Не сердись, милый. Завтра все наладится, вот увидишь.
Она быстро чмокнула меня в щеку и исчезла.
Я схватился за голову. Конечно, этого и следовало ожидать. Нужно мне было оставаться в своей фирме и не лезть ни в какие авантюры.
Через несколько минут, немного успокоившись, я взял в руки отпечатанные Вал бумаги. Весь текст пестрел ошибками, но мне уже было плевать. Пусть Видаль краснеет за работу своей жены. Оставшиеся заявки мне пришлось печатать самому. Я закончил работу лишь в 22 часа.
Рода сидела дома перед телевизором.
— Поздновато ты приходишь, — заметила она, не отрываясь от экрана.
Я прошел на кухню и осмотрелся. Ничего съестного, как всегда.
Сделав себе здоровенную порцию виски с содовой, которая могла свалить лошадь, я откопал в холодильнике банку консервированной фасоли и опустошил ее, даже не разогревая.
Наконец программа закончилась, и Рода появилась на кухне.
— А ну-ка, рассказывай, муженек, — протянула она. — Отчего это твоя раскрасавица отвечает по твоему телефону? Так все-таки она тебя соблазнила?
Я, собственно, ожидал этих вопросов.
— Она случайно зашла в кабинет. Я передавал информацию по телексу, и миссис Видаль пришлось снять трубку.
— Так, так. Значит, случайно зашла, случайно сняла… Ты же клялся, что не будешь общаться с этой стервой!
— Перестань ругаться, Рода. Я сказал, что она часто ездит с мужем, но ведь не все время. Сейчас они дома. Миссис Видаль зашла узнать, как я устроился.
— Это мне, значит, нельзя ругаться? А ей можно развратничать, прикрываясь своими деньгами и драгоценностями?
— Ой, говори что хочешь, а я пошел спать. Я с ног валюсь.
Но Рода загородила собою дверь.
— Ах, устал, бедняжка! — завизжала она. — Еще бы! И ты думаешь, я поверю, что ты засиделся на работе? Належался, скажи лучше, в постели этой шлюхи! Со мной ты что-то не спешишь так поработать, все устаешь где-то. Теперь я понимаю где!
Мне не следовало пить так много виски. То, что я сделал, было совсем не в моем стиле. Я с размаху так ударил ее по лицу, что Рода влетела в комнату и грохнулась на пол.
Я прошел мимо нее в спальню, сел на кровать и закрыл лицо руками.
Через несколько минут Рода тоже появилась и начала раздеваться, прерывисто всхлипывая.
Погруженный в свои собственные мысли, я сначала этого не заметил. Роды для меня больше не существовало. Все мое внимание поглотила мысль, что наш план не удался, мы не сможем встречаться с Вал в доме Видаля. Надо каким-то образом вырвать ее из когтей этого чудовища.
Вдруг, словно издалека, до меня донесся голос Роды:
— Извини, Клэй, я не должна была этого говорить. Я заслужила…
Видимо, она думала, что растрогает меня покаянием и я заключу ее в объятия. Но я лишь сказал:
— Ладно, забудем. Ложись спать.
Когда мы легли в постель, она хотела погладить меня, но я убрал ее руку.
— Не сейчас. Давай спать. Я действительно чертовски устал.
В 6.30 я соскочил с кровати, стараясь не разбудить жену. Побрившись и умывшись, я прошел на кухню и заварил кофе. Хлеба, конечно, не было, но сигареты она все-таки купила. А через пару минут Рода тоже появилась.
