– Вот всегда так, – сказал Кливер. – Я же только помочь хотел.
– Если так, спасибо. Но у меня еще не все. По-моему, то, чего ты хотел добиться, будь это даже возможно, совершенно бесполезно. Тот факт, что тут полно лития, еще не значит, что мы наткнулись на золотое дно, сколько бы там литий на Земле ни стоил… Дело в том, что здешний литий на Землю не переправишь. Плотность у него так мала, что на корабле поместится ну максимум тонна; одна перевозка обойдется гораздо дороже, чем все, что сумеешь на продаже выручить. Странно, кстати, что ты не в курсе: на нашей родной Луне лития – хоть завались; но тащиться за ним на какие-то четверть миллиона миль – и то считается неэкономичным. Что уж говорить о пятидесяти световых годах – в милях это триста четырнадцать миллиардов! Из такой дали невыгодно даже радий тащить… А переть оборудование на Литию вряд ли выйдет рентабельней. Для больших электромагнитов железа тут все равно не хватит. Пока ты доставишь сюда всякие ускорители, масс-хроматографы… это влетит ООН в такие деньги, что всего здешнего пегматита не хватит покрыть расходы. Что, Агронски, разве не так?
– Я, конечно, не физик… – произнес Агронски с еле заметной усмешкой. – Но выделить металл из руды, а потом хранить его обойдется черт-те во сколько… Что да, то да. В здешней атмосфере сырой литий горит, как фосфор; значит, хранить и обрабатывать придется в масле. Что уже дико дорого.
Микелис перевел взгляд на Кливера; потом – снова на Агронски.
– Именно, – проговорил он. – И это еще только начало. На самом-то деле весь план от начала до конца – чистейшая химера.
– А что, Майк, у тебя есть план получше? – еле слышно поинтересовался Кливер.
– Надеюсь, да. Мне кажется, мы можем у литиан много чему поучиться – да и они у нас тоже. Общественная система их работает не хуже самого совершенного из наших физических механизмов, причем без какого-либо явного подавления личности. В смысле социальных гарантий здешнее общество последовательно либерально – причем безо всякого «гандизма»; никакой тотальной дезорганизации, никакой сельской архаики, никакого разбойничьего перераспределения. Это общество в равновесии – в устойчивом химическом равновесии… Что касается идеи клепать тут водородные бомбы – анахронизма безумней мне еще как-то и не встречалось; это все равно что переоборудовать космический корабль под гребную галеру с рабами на веслах – далее по списку. Здесь, на Литии, мы близки к разгадке настоящей Тайны, с большой буквы, которая сделает все бомбы и прочий антиобщественный хлам не актуальней кандалов… И плюс ко всему – подожди, Пол, я еще не закончил, – плюс ко всему, в некоторых чисто технических вопросах литиане опередили нас на десятилетия – так же, как мы их в некоторых других. Ты бы посмотрел, чего они добились в смежных дисциплинах: историохимии, иммунодинамике, биофизике, тератаксономии, осмотической генетике, электролимнологии, всего и не счесть. Удосужился бы смотреть – не смог бы не увидеть… По-моему, мы должны сделать гораздо больше, чем просто объявить планету открытой. В конце концов, это – пассивный шаг. Мы должны понять: то, что Литию можно как-то использовать, это только начало. На самом-то деле мы остро в ней нуждаемся. Вот на чем надо сделать упор в нашей рекомендации. – Микелис отделился от подоконника и встал, пристально оглядев сверху вниз коллег-комиссионеров; особенно долго взгляд его задержался на Руис-Санчесе. Священник улыбнулся химику – скорее тоскливо, нежели восхищенно – и снова уставился на носки собственных туфель.
– Ну что, Агронски, – проговорил Кливер, выплевывая слова, будто пули после операции без наркоза в Гражданскую войну. – Нравится тебе такая картинка?
– Нравится, – медленно, но решительно отозвался Агронски; эта его особенность – высказывать то, что думает, стоит только попросить – всегда казалась Руис-Санчесу в высшей степени похвальной, хотя могла и до белого каления доводить. – В том, что говорит Майк, безусловно есть смысл. Странно, если б его не было; понимаешь, о чем я? К тому же еще одно очко в его пользу: он высказал что думает безо всяких предварительных ухищрений.