Ее смех сразу напомнил Брайсу некоторые эпизоды из прошлого. Раньше они смеялись иной раз без всякого повода, просто потому что было хорошее настроение. Им нравилось видеть друг друга счастливыми.
– Кого ты пытаешься надуть? Корни наших семейств, как и фундаменты наших особняков, слишком прочно увязли в фешенебельных кварталах этого города. Так что прислуги ни из меня, ни из тебя явно не выйдет, как ни старайся. В этих домах прислугу нанимают со стороны.
– Времена меняются, Кэтлин, и нам придется тоже измениться.
– Но не настолько же! Твой отец уже третий раз избирается мэром Элсуэрта, а мать так прославилась своими зваными вечерами, что ее благотворительный фонд наверняка процветает. – Кэтлин задумчиво смотрела на Брайса, когда тот, расположив столик у кресел, подбросил пару поленьев в камин. – И потом есть еще ты, воин-герой, отличившийся во время всей этой корейской кампании. Мне, кстати, иногда даже трудно представить, как ты будешь привыкать к размеренной мирной жизни. Это будет нелегко.
Брайс налил саке в чашечки.
– Не преувеличивай, – сказал он. – Если война – это источник волнения или сильного возбуждения, то этого добра я нахлебался вдоволь, так что до конца жизни хватит. Строгие порядки, насилие, смерть… Я устал от вида безвинных жертв, пропускаемых через беспощадную военную мясорубку. К сожалению, от целенаправленной жестокости, как правило, страдают совершенно случайные люди.
Проигнорировав откровенный намек на полученную ею самой травму, Кэтлин сказала:
– Ты истощен военной службой, что, собственно, и неудивительно. Возможно, тебе необходимо просто хорошенько восстановиться. И ты вполне мог бы себе это позволить.
Джордан вытянул больную ногу вперед и слегка похлопал по бедру.
– Это не проблема, как, впрочем, и деньги. Одной моей военной пенсии с лихвой хватит на то, чтобы поддержать себя, не говоря о щедром чеке на мое имя, полученном в качестве свадебного подарка… Но я не рожден для того, чтобы сидеть сложа руки. Как только приведу все дела в порядок, буду готов к новым испытаниям.
Кэтлин обмакнула в соус кусочек креветки.
– И чем же ты собираешься заняться? Уж не политикой ли?
– Гм, – покачал головой Брайс. – Пожалуй, я подыщу занятие более практичное и приближенное к жизни, а политика… Этим моя семья и так сыта по горло.
Ее брови удивленно выгнулись.
– Хочешь сказать, что собираешься порвать с семейными традициями? Похоже, ты становишься таким же отщепенцем, как и я!
– Да наплевать! – ответил Брайс, удивляясь стремительному развитию своих мыслей. – Меня всегда привлекало созидание, а не разрушение. Я хотел бы на деле помочь простым людям, стремящимся зарабатывать свой хлеб честным трудом. Из моего же окружения многие презрительно поглядывают на таких с вершины своего благополучия. Я уверен, что моя уважаемая теща, к примеру, и понятия не имеет, как живется другой, менее состоятельной половине человечества. – Он заметил ее ироническую усмешку. – Можешь смеяться, но я говорю совершенно серьезно.
– Я не собираюсь смеяться, – тихо сказала Кэтлин. – И даже тронута тем, что услышала. Мой внутренний голос подсказывает мне то же самое. Я ведь, как и ты, никогда не знала нужды. И не задумывалась, чем буду питаться сегодня, завтра и в последующие дни. Наступает ночь, и у меня всегда есть крыша над головой. Думать о людях, которым и не снились самые обыденные, с нашей точки зрения, человеческие радости, понимать их заботы – вот чему меня научила работа в Панаме.
– Думаю, преподавание в школе приносит тебе куда меньше удовлетворения, – заметил Брайс.
Кэтлин скорчила гримасу.
– Наверное, ты просто не слышал, что меня освободили от занимаемой должности. Вчера ко мне зашел Патрик. Надо же, явился собственной персоной! Решил самолично доставить мне эту волнующую новость. Кстати, он даже не поинтересовался моим здоровьем. Так вот, совет управляющих испугался, что я могу навлечь на достопочтенное учебное заведение дурную славу…
– Мне искренне жаль, – сочувственно произнес Брайс. – Вообще-то самый главный виновник твоих неприятностей – перед тобой. Если бы я почти силой не притащил тебя в ту придорожную закусочную…
