— А изумруд тебе понравился? — спросил он. Она улыбнулась, любуясь перстнем на своей руке.
— Экстравагантный поступок, Луис, — произнесла она, задумчиво глядя на изумруд. — И тебе все поверили.
Она не поверила ему.
На мгновение он растерялся. Что еще он мог сделать, чтобы вернуть ее доверие? Неужели весь его план с самого начала был обречен? Боже! Он не мог позволить ей уйти! Он судорожно сосчитал количество часов, оставшихся до того, как он должен будет отвезти ее в аэропорт. Тринадцать. А там еще два часа в аэропорту до вылета. Он обязан заставить время работать на него.
— Я сказал то, что думал, Шонтэль, — возразил Луис. — Я решил, что это единственный путь доказать, что я — хозяин своего слова. Просто в данных обстоятельствах я подумал, что доказывать это нужно не словом, а делом.
Тут Шонтэль остановилась. Правой рукой она вцепилась в его локоть и отшатнулась. Путь в галерею им преградила мать Луиса.
Он с трудом сдерживал себя. Если бы она не вмешалась в их жизнь два года назад…
— Луис, Шонтэль, вы уже уходите?
— Надеюсь, хоть в этом ты нам мешать не станешь? — резко сказал он.
В ее глазах была боль, лицо напряжено, но она старалась не показывать виду, что страдает. Нерешительно мать тронула его за руку. Такой он видел ее впервые. Но два украденных ею года…
— Прости, я была не права, — призналась она и умоляюще посмотрела на Шонтэль, не найдя во взгляде Луиса ни капли сострадания. — Шонтэль, прошу тебя, не отнимай у меня сына.
— Я никогда не поступила бы так, сеньора Мартинес. И теперь не поступлю, — искренне ответила Шонтэль.
Нет, она просто уйдет от меня, как тогда, с горечью подумал Луис.
— Вы заставили меня раскаяться. Такое смирение немного удивило его. Она говорит искренне или это очередная уловка? Мать и впрямь постарела, от ее высокомерия не осталось и следа.
— Надеюсь, когда-нибудь вы оба сможете простить меня… со временем, — сказала она дрожащим, взволнованным голосом, но чувствовалось, что надежда эта в ней слабеет с каждой секундой.
— Патрисио сказал нам, что именно вы начали хлопать, когда я приняла предложение Луиса, — сказала Шонтэль с теплотой в голосе.
Это волнует ее, удивился Луис.
— Должна же я была хоть чем-то поддержать вас, — тихо ответила Эльвира. — Я не знала… не могла представить себе, что мой сын любит тебя так сильно. — Она подняла на него полные мольбы глаза. — Прошу тебя, сынок, поверь мне. Я желаю счастья вам обоим.
Как бы там ни было, слова матери тронули Луиса. Возможно, они смогут прийти к взаимопониманию. Если, конечно, она признает, что он не игрушка, а самостоятельный человек.
— Спасибо, — пробормотала Шонтэль. Любезна до конца, подумал Луис, борясь с сомнениями.
— Мы поговорим в другой раз, — пообещал он. — А сейчас я прошу нас извинить.
Эльвира Роза Мартинес покорно отступила, освобождая им путь.
— Позови Патрисио, Луис, — прошептала Шонтэль. Он внимательно посмотрел на нее. И в глазах у нее он увидел доброту. Безграничную доброту. — Сейчас, пока мы не ушли.
Прошу тебя.
Луис оглянулся. Патрисио наблюдал за ними. Едва заметным жестом Луис указал ему на мать. Этого было достаточно. Брат кивнул и быстрыми шагами направился к матери.
— Готово, — сказал Луис, с улыбкой повернувшись к Шонтэль.
Она ответила такой же улыбкой и напомнила:
— Она твоя мать, — А ты? Моя невеста? Загадочная улыбка. Луис затаил дыхание.
— Пойдем отсюда, Луис. Но она не сказала «нет»!
— Я распорядился насчет машины. Должно быть, она уже ждет.
— Ты все предусмотрел, — заметила она. Он рассмеялся, взял ее под руку, и они вышли из дома. Он ощутил прилив сил. Праздник удался. Шонтэль желала остаться с ним наедине. И у него есть тринадцать часов, чтобы завоевать ее.
