— Думаю, сюрприз удался на славу, — сказал он весело, и все снова невольно рассмеялись. Сюрприз — не то слово, подумала Шонтэль.
— Поскольку большинство из вас в первый раз видят мисс Райт, — продолжал Луис, — довожу до вашего сведения, что Шонтэль прекрасно говорит по-испански, знает о нашей стране больше, чем многие из нас, и великолепно танцует аргентинское танго. Полагаю, она не откажется продемонстрировать его вместе со мной.
Он дал знак музыкантам, чтобы те заняли свои места на сцене, потом обратился к гостям, которым, очевидно, нравился его игривый настрой:
— Я прошу всех вас составить нам компанию и присоединиться к танцу в честь этого памятного события.
Значит, танго, подумала Шонтэль.
Луис повернулся к ней, его лицо светилось радостью предвкушения, глаза искрились. Он поднес к губам ее руку с кольцом, галантно поцеловал, затем обнял за талию и помог спуститься со сцены.
Они были в центре внимания, гости замерли в ожидании. Вправду ли Шонтэль так великолепно танцует танго, как уверял влюбленный в нее Луис? Они стояли друг против друга. Сердце Шонтэль бешено колотилось. Теперь главное — не ударить лицом в грязь.
Почувствовав его руки на своих плечах, она вдруг обрела уверенность. В классическом исполнении он должен вести, а она должна быть ведомой, но сейчас они могли импровизировать, и она решила воспользоваться этим.
Зазвучала мелодия пятидесятых годов.
— Не забудь, это платье немного стесняет движения, — напомнила она.
Он рассмеялся, глаза опять заблестели.
— Не беспокойся, я мастер своего дела.
Кровь Шонтэль возбужденно играла в жилах. Луис Анхель Мартинес слишком много на себя брал. Пора ей было выйти из тени и заявить о своих правах.
— Готова? — спросил, он подмигивая ей.
— Смотри, сам приготовься получше, — ответила Шонтэль с лукавой улыбкой.
Он усмехнулся и сделал первый шаг. Некоторое время Шонтэль лишь следовала его движениям, предоставляя ему вести ее, но стоило Луису почувствовать лидерство, как она перехватила инициативу в свои руки, начав импровизировать, заставляя его следовать своим прихотям.
Он зарычал на нее, в его глазах появилось желание, когда он, прижав ее бедро к себе, склонился над ней, обхватив ее талию так, что рука его оказалась под ее грудью.
— Снова хочешь взять меня, Луис? — спросила Шонтэль, когда их лица сблизились в танце.
— Отдать. Отдать все, что имею, — ответил он.
Он и правда хотел ее!
Все еще!
А может, и не переставал?
Возбуждение обжигало ее.
Она отдалась танцу, подчеркивая его чувственную красоту искусными, коварными движениями своего прекрасного тела.
Нет смысла отрицать — она желает его. Многие вопросы остались без ответов, но, если эта ночь могла направить их жизни в новое русло, Шонтэль не упустит этого шанса.
Драматичная мелодия все больше увлекала их, и Шонтэль боялась, что растает от этого жаркого ритма.
Они тяжело дышали, когда музыка кончилась, и он замер, наклонившись над нею.
Но это еще не конец, подумала Шонтэль. Достаточно было посмотреть в глаза Луису. И надежды, казавшиеся недавно такими наивными, вновь возродились в ней.
Все ли он сделал?
Этот вопрос не давал Луису покоя, когда он смотрел, как Шонтэль танцует с Патрисио вальс, не танго. Ни за что он не позволил бы другому мужчине танцевать с ней танго. Вальс другое дело. Вот только… Он жаждал держать ее в своих объятиях — только в своих, — хотя знал, что так положено: знак поддержки со стороны семьи, знак одобрения его выбора.
Его план срабатывал… до сих пор. Шонтэль прекрасно справлялась с доверенной ей ролью, но что она чувствовала… что думала… он не смел и предположить что-либо до того, как прием окончится. Слова, сказанные ею во время танго, тревожили его. «Снова хочешь взять меня, Луис?» Смел ли он надеяться на прощение за предыдущую ночь в Ла-Пасе?
Здесь он сделал все что мог, подытожил Луис. Но теперь он сгорал от нетерпения. Он должен знать: была ли она лишь его партнершей, готовой помочь ему стать свободным, или она все-таки поверила в его любовь? Если последнее, то была надежда.
Стрелки часов приближались к трем, можно уходить.
