- Не стоит об этом, Аба. Мало что мне могло показаться. И потом я этих следователей боюсь больше смерти. Ведь он насел на меня - ах ты такая-сякая, что-то скрываешь от нас. Я и сболтнула ему. А теперь сама сомневаюсь. Может, они ничего-то и не рассматривали, а мне показалось. И потом, как можно возводить на людей тень, не будучи самому уверенной в этом? Так что извини уж меня, Аба. Больше добавить к тому, что тогда сказала, не могу.
- Так-таки и не можешь? Я ведь тебе не следователь и знаешь ты меня давно и хорошо.
- Нет. Аба, не проси. В случае чего, совесть меня совсем замучает.
- Как знаешь.
На этом Аба закончил разговор.
Как-то после этого разговора Аба проходил мимо здания, где размещался суд и милиция. У него возникла мысль посоветоваться со следователем. Но он тут же отверг ее. Нет для этого веских причин. Настя, пожалуй, права.
Но что это? У входа в здание - Аллочка. Что она там делает? Что-то тихо, но настойчиво говорит явно озадаченному пожилому милиционеру.
Увидев приближающегося Абу, милиционер с заметным для себя облегчением обратился к нему.
- Послушай-ка, Аба, ты, я вижу, идешь домой? Так захвати, пожалуйста, с собой эту упрямую козу и чем быстрее, тем лучше. Она ведь рядом с тобой живет.
- А что, собственно, случилось? - удивился Аба.
- Я все равно... - заговорила Аллочка, тупо глядя себе под ноги, но была тут же прервана твердым окриком милиционера.
- Вот что, граждане, здесь стоять нельзя. Прошу немедленно проходить.
Аба взял девчонку за руку и увел по направлению к своему дому.
- Что случилось? Ты можешь мне объяснить?
- Никому я ничего объяснять не буду, а только главному начальнику милиции, - решительно заявила Аллочка.
- Не будешь - и не надо. Мама уже, наверное, ждет тебя дома.
Аба отвел Аллочку домой, а сам, не заходя домой, ушел на работу, так как время было раннее, до обеда оставалось еще более двух часов.
Этл в это время готовила обед. Обнаружив, что у нее закончилась соль, она решила заглянуть к соседке. Постучала, но вместо ответа она услышала громкий голос Лизы, потом плач. Поколебавшись немного, она решила приоткрыть дверь.
Соседка сидела на кушетке. В широко расставленных ногах - дочь, которую она держала обеими руками за голову. Затуманенный пеленой горьких слез неподвижный взгляд, направленный в глубину растерянных, испуганных детских глаз.
- Что случилось, Лиза? Я стучу, а ты не отвечаешь. И потом, что это вы оба в слезах?
Ни ответа, ни какой бы то ни было реакции на вошедшую не последовало.
Вместо этого стонущие рыдания матери и плач ребенка, охваченного страхом.
- Что же ты, доченька, не сказала все это сначала мне, родной матери, тяжело причитала Лиза, - или я тебе не мать?
- Мамочка, пожалуйста, ну не плачь, я боюсь...
- Выходит, начальнику милиции ты веришь и можешь рассказать ему тайну, а мне, родной матери, - нет? Так, что ли?
Этл стояла ошеломленная, ничего не понимая, что произошло.
- Может, вы мне объясните, в чем дело?
Лиза отпустила дочку, несколько успокоилась, потом, наконец, объяснила.
- Да вот, наслушавшись о врагах народа и бдительности, моя дочь решила самостоятельно рассказать начальнику милиции о том, что один мальчик в их классе сказал, что Сталин плохой человек. Как тебе это нравиться?
Этл успокаивала всхлипывающую Аллочку и с недоумением посматривала на соседку, не понимая зачем так сильно отчаиваться по такому поводу.
Тем временем Лиза низко опустила голову на грудь и продолжала долго сидеть в таком положении, как бы пытаясь таким образом еще сильнее запереть таящуюся в ее груди страшную тайну о своем муже от своей дочери, соседки и других людей.
"О, Боже ты наш, ясновидящий! - крутилось в ее смертельно усталом сознании. - Может быть, ты мне скажешь, кто, какой враг, или может быть даже друг, мог вот так же просто прийти к начальнику и рассказать подобное о нашем с тобой, доченька, отце?... И зачем было, о, Праведный наш, совращать на этот путь именно дочь его? А?"
- Давай я заберу к себе Аллочку, - предложила Этл, полагая, что так они обе быстрее успокоятся. Лиза оставалась в том же положении и ничего не ответила.