— Если бы у вас было хоть немного ума, — добавила Дорис, — вы бы вообще никуда не ходили. Задумайтесь на секунду: он может быть где угодно.
Говарда это не волновало. Он знал, что Дорис права. Этот тип мог притаиться в любом месте, куда не доходил свет костра. Быть может, даже наблюдал за ними из-за деревьев. Или прятался возле одной из палаток. Или присел в прибрежных камнях.
Анжела взяла его за руку.
— Куда пойдем?
— Спустимся к озеру?
— Конечно, — согласилась она, и они пошли. — Мне будет уютнее, если мы не потеряем из виду остальных. Ох и натерпелась я страху, когда собирали валежник для костра.
— И я тоже, — признался Говард. — Но парень этот скорее всего исчез навсегда. Готов поручиться, что Лана права. Вероятно, он греется сейчас где-нибудь у костра.
— В своей меховой вещице.
Говард рассмеялся. Но грудь неприятно сдавило и по телу пробежала дрожь.
— Уверен, на нем сейчас чуть побольше одежды.
— Хотелось бы надеяться. Как я довольна, что ты купил мне эту куртку.
— Ты не мерзнешь?
— Во всяком случае, сверху. У меня такое ощущение, словно мои тренировочные брюки не преграда для ветра.
— А ты не хочешь надеть что-нибудь еще?
— Нет. Тогда, видимо, будет слишком жарко там, у костра. Мы идем к нашему камню?
— К нашему камню. Именно о нем я и подумал.
Они ступили на гранитную плиту и сделали несколько мелких шажков по ее скату, прежде чем Говард одернул Анжелу.
— Постой, а то свалимся в воду.
— Да, ничего хуже и представить себе невозможно.
— Удовольствия мало.
Она отпустила его руку и прислонилась к нему. Затем Говард почувствовал, как ее рука нежно легла ему на спину и обвилась вокруг поясницы. И он обнял ее за плечо.
— Как здесь прекрасно, — тихо промолвила она.
— Разве? — Ночное небо было усеяно звездами. По нему проплывало несколько клочковатых облачков, белеющих в свете полной луны. На поверхности воды блестела серебряная дорожка. Гранитные глыбы на другом берегу озера словно кто-то обмакнул в молоко.
«На самом деле — красиво», — подумал Говард. Но затем в глаза бросились черные пятна на дальнем склоне, и он вдруг поймал себя на том, что высматривает одинокую человеческую фигуру.
Медленно поворачивая голову, Говард обвел взглядом долину в поисках костра.
Единственный костер был у них за спиной.
Удивительно, как отчетливо можно было разглядеть сидевших вокруг него: Лану, Кита, Глена и Дорис. Каждая деталь ярко освещена и как на ладони. «Удобные мишени», — мелькнуло у него в голове.
— Я не ночевала в палатке с самого детства, — нарушила молчание Анжела. — И не помню, чтобы было так хорошо.
— Где это было?
— А, понятия не имею. Где-то вот в таких же горах. Мне было всего четыре года.
— Это очень юный возраст, так что удивительно, как ты вообще хоть что-то смогла запомнить.
— Все как в тумане. Но тогда еще была жива моя мама. Какую-то часть пути она несла меня на себе. Это последнее, что я о ней помню, — она несет меня на спине, а вокруг горы, горы. Кроме этого помню лишь то, как была напугана и хотела поскорее домой, в безопасность.
— Нетрудно представить, что дикая природа кажется ребенку в таком возрасте ужасно необычной и пугающей.
— Да.
«Надо ли спрашивать, что случилось с ее матерью?» — терялся в догадках Говард. Очень не хотелось. Это могло ее расстроить. С другой стороны, если притвориться, что он не обратил внимания на упоминание о ее маме, Анжела может посчитать его равнодушным.
— Твоя мать умерла? — спросил он.
Анжела кивнула:
— Думаю, это случилось спустя несколько дней после нашего возвращения из того похода в горы. Она вышла за блоком сигарет и попала под машину.
— Мне очень жаль.
— Спасибо. Мне тоже. Хуже всего, что это произошло, когда я была еще слишком маленькой, и я ее едва помню. А как бы мне хотелось узнать ее поближе.
— Это ужасно.
— Ничего не попишешь.
К горлу Говарда подступил комок.
Анжела легонько похлопала его по бедру.
— Во всяком случае, это была моя единственная встреча с дикой природой до нынешнего момента. Если бы я знала, что это может быть так…
— С бегающими вокруг психами…
— Да, но психи встречаются повсюду. Мне так они попадаются всю жизнь. — Она произнесла последнюю фразу так, словно это было простое наблюдение. Говард не уловил страха или жалости к себе в ее голосе.
