— Продолжим, господин Хайгерер?
— Да, госпожа судья.
— Итак, вы нацелились на входную дверь?
— Совершенно верно.
— И что вы увидели там?
— Как открылась дверь.
— И?
— И кто-то вошел.
— Кто-то?
— Да, кто-то.
— И?
— Я начал считать: «один-два-три-четыре-пять».
— Зачем?
— Потому что я знал, что через пять секунд вошедший будет находиться на линии визирования. Я наблюдал это уже сотни раз.
— И?
— На счете «пять» я спустил курок.
— Не глядя?
— Я поднял голову, после того как выстрелил.
— Почему?
— Не выдержал.
— А ранее?
— Видел его лишь мельком.
— Что же вы видели?
— Темные мужские ботинки, голубые джинсы и красную куртку.
— А лицо?
— Не видел. На лицо падала тень.
— Тень?
— Да, тень.
Аннелизе Штелльмайер замолчала, потом что-то пробормотала, закрыв глаза.
— И что потом?
— Что именно вас интересует, госпожа судья?
— Как вы себя чувствовали?
— Плохо.
— Почему?
— Потому что я убил человека.
— Вместо того, чтобы убить себя?
— Пожалуйста, не надо, госпожа судья.
— И что вы делали? Вы сразу признались?
— Я хотел.
— И что?
— Мне было стыдно.
— Перед кем?
— Перед самим собой, инспектором Томеком. Мы давно знакомы, он мне не поверил.
— Почему же он вам не поверил?
— Потому что он знал меня другим.
— Вас все знали другим, господин Хайгерер. И теперь нам приходится заново привыкать к вам.
— Да, и в этом моя проблема, — согласился я.
В зале все стихло.
Судья закончила. Теперь пришел черед других задавать вопросы. Я отвечал не задумываясь. Так прошло несколько часов. Физически я чувствовал себя хорошо, то есть вообще не ощущал своего тела и действовал машинально. Иногда я смотрел на присяжных. Каждый раз, поднимая голову, я видел их испуганные лица. Их тронула моя история. Даже порнопродюсер как будто ею заинтересовался. Он нашел этот фильм захватывающим.
Я все еще надеялся на Зигфрида Реле. Он был моим человеком, потому что поверил мне. Он спросил, нет ли во мне подавленной агрессии. Я был вынужден его разочаровать, чему он, казалось, не удивился. Тогда он изменил формулировку:
— Скажите, откуда у вас странная идея фикс — убить человека?
Реле произнес это сурово, как того требовала ситуация. Он сжал кулаки и широко раскрыл глаза. На его висках надулись жилы. Почему я не такой, как он? Быть убийцей недостаточно, нужно хотя бы немного выглядеть соответствующим образом. Почему я не такой, как Реле?
— Да, это была идея фикс, — согласился я.
— И причину вы нам назвать не хотите.
— Нет.
— Значит, все-таки причина есть?
Коварный ход. Я задумался.
— Разумеется, все на свете имеет свою причину.
— И вы ее знаете?
Два-шесть-ноль-восемь-девять-восемь.
— Да, — нерешительно кивнул я.
Я хотел бы оставить данный вопрос открытым, но дал на него определенный ответ. В зале поднялся шум. Пенсионер Хельмут Хель призвал публику к порядку.
— То есть вы не желаете нам ее открыть, — задумчиво промолвил Реле.
Он хотел, чтобы это прозвучало с сарказмом. Оскалился, чего ему делать не следовало: слишком много дырок зияло между зубами.
— Совершенно верно, — прошептал я.
— Просто так не хотите или же и на это имеется своя причина?
Реле встал и смотрел сейчас куда-то поверх моей головы. Он набрал в грудь воздуха и походил сейчас на оперного певца. Вот только голос подкачал.
— На все есть причины, — произнес я.
— Спасибо, вопросов больше не имею! — прокричал Реле.
В прошлой жизни я тысячи раз слышал эту фразу, когда готовил репортажи с судебных заседаний. Формула победителя. В кинофильмах она обозначала конец эпизода.
Тут разбудили профессора Бенедикта Райтхофера, чтобы он прокомментировал мой случай «неудачного самоубийства». И он сказал то, что от него хотели слышать. Его формулировка не оставляла лазеек для дальнейших уточнений, поэтому обе стороны остались довольны. По словам Райтхофера, внутреннюю агрессию в большинстве случаев установить гораздо труднее, чем ориентированную вовне. Мучительный стыд в результате неудавшегося самоубийства часто притупляет страх перед возможными последствиями уголовного преступления, вплоть до многолетнего тюремного заключения. Идентификация себя как убийцы в собственном смысле этого слова в данном случае может иметь для пациента толковательное значение и даже сыграть роль антидепрессанта, поскольку дает выход подавленному чувству стыда.