Тысяча девятьсот семьдесят седьмой? Похоже на правду. Она родилась на два года позже, а мужчина выглядел её ровесником — и это ещё раз доказывало, что перед ней сидит не тот, за кого она его приняла. Чему он так радуется? Наконец до неё дошло:
— О! С днём рождения!
— Золотце, праздник устраивать незачем. — Он снова откинулся на спинку. — У меня каждый день — день рождения.
Насмешливая ухмылка подействовала на неё как удар под дых.
— Сержант. — Кара выпрямилась и скрестила руки на груди, затянутой в униформу.
— Что?
— Сержант, а не золотце.
Он закатил глаза и поднял руки ладонями вверх:
— Послушайте, сержант. Я не шовинист. И считаю, это круто, что сейчас цыпочки могут носить оружие. Я просто пытаюсь быть доброжелательным.
«Доброжелательным, ага, так я тебе и поверила».
— Вы понимаете, что серьёзно влипли? Вы ударили моего напарника.
— Свинья он — ваш напарник.
«Да, с этим не поспоришь». Чтобы удержаться от улыбки, пришлось прикусить губу.
— Послушайте, мистер Реддик. Мне кажется, вы не такой уж плохой парень, и я была бы рада отправить вас в приют или отослать домой вымаливать прощение у жены, или кто там выпер вас на улицу прошлой ночью. Вы же почему-то из кожи вон лезете, чтобы я пожалела о своём желании вам помочь. Вам что, хочется провести пару месяцев за решёткой?
Он пожал плечами.
Кара снова склонилась к нему, уперевшись ладонями в стол:
— Поверьте, у нас жуткая очередь из дел на рассмотрение. Сто лет пройдёт, прежде чем вы предстанете перед судьёй.
— Да делайте, что хотите. — Он насмешливо приподнял бровь. — Я точно знаю, где окажусь завтра на рассвете, и это будет не камера, которой вы мне грозите. Зуб даю.
— Ну надо же! Думаете, не стану отправлять вас под суд? — Он читал её, как раскрытую книгу. Чёрт бы его побрал!
Он шевельнул кистью, и край чего-то острого натянул ткань кармана его брюк.
С колотящимся сердцем Кара вскочила, расставила ноги и положила руку на пистолет.
— Что там у вас в карманах? На стол! Быстро.
Как же можно было настолько потерять хватку и не проверить их раньше!
Пожав плечами, он вынул золотую зажигалку и пачку жевательной резинки из одного кармана пиджака, смятый конверт и маленький ключик из другого. Резинка хоть и американской фирмы — надпись на пачке гласила «Wrigley», — но, видимо, куплена за границей, таких упаковок Кара раньше не видела. По-прежнему держа руку на оружии, она наблюдала, как мужчина вытащил из брюк и вывалил на стол пригоршню банкнот и монет. Три долларовые бумажки, тоже странные. Фальшивки? Может быть. Уж точно не из недавно выпущенных.
— Другой карман.
Он вытащил кулон и, дав повисеть секунду, уронил на металлическую столешницу. Сначала звякнула эмалевая бабочка-подвеска, а потом, шурша, словно медленно сыплющийся песок, зазмеилась цепочка.
Кара вся покрылась гусиной кожей:
— Откуда это у вас?
— От сбежавшей из дома девчонки-подростка — как-то встретил в парке.
Кара напряглась, ей не хватало воздуха, её колотило. Она тряхнула головой, пытаясь отогнать невозможные, нереальные мысли, которые упорно крутились там.
У задержанного распахнулись глаза. То, что он тут же снова натянул маску безразличия, больше не имело значения. Несколько секунд удивлённого узнавания, изумления в его взгляде — и Кара словно перенеслась в пространстве и времени — из полицейского участка в парк на пятнадцать лет назад. В тот день в тысяча девятьсот девяносто четвёртом, который, как теперь иногда казалось, ей привиделся.
Ей всё привиделось.
— Убирайся. — Это мужчина не был тем, кого она искала. А если и был, то, значит, насмехался над ней.
— Как, никакой тюрьмы?
Его оскорблённый тон только подлил масла в огонь её злости, вызванной смятением. Кара показала на дверь:
— Вон отсюда. Немедленно.
И, чувствуя себя так, будто у неё всё не только в голове, но и в теле смешалось, Кара смотрела, как он распихивает своё имущество по карманам и выходит.
Сам мужчина, и его улыбка, и глаза, и старомодные одежда и стрижка — всё было так похоже на человека, который спас ей жизнь. Но это не мог быть он. Разве что ему удалось прожить пятнадцать лет и ни на день не состариться.
