А за спинами зрителей, загородивших от ребят происходящее возле входа в трактир, молча отбивалась от своего мучителя Травка. Коренастый, которому, видимо, по местным правилам, никто не брался помочь, пытался содрать с бьющейся девушки куртку и нечаянно выпустил из захвата её руки, за что и получил шквал ударов по лицу, разбивших ему губу. Травка вырвалась, но встретила только сплошную стену орущих, перекошенных, пускающих слюни вожделения мужских и женских морд. Это было страшнее любых мутантов. «Всё, конец», панически мелькнуло в голове Травки. Звать на помощь было некого. Тир рванёт сюда, и его убьют. Девушка металась по кругу, пытаясь порвать сплошное человеческое месиво, но её снова и снова выталкивали назад. Герой дня рванул перепуганную жертву за ворот куртки. Слишком большая для Травки верхняя одежда слетела, и толпа взревела ещё раз. Теперь было отчётливо видно, что это — девушка, и девушка, по крайней мере, хорошо сложенная. Тонкий свитерок обтягивал округлые формы, практически ничего не скрывая, но мотающиеся чёрные волосы не давали разглядеть лицо. Наконец, опомнившийся матадор исхитрился схватить Травку за руку и, уже не церемонясь, заломил её за спину. Девушка молчала, как партизан, боясь подставить друга, и рвалась, как могла. Коренастый, разозлённый полученным отпором, подгоняемый насмешками, не отпускал завёрнутую почти до шеи руку Травки. Другая конечность мужика, тем временем, свободно гуляла по её телу. Он пыхтел в макушку пленницы, упоённо чмокая губами. Но, когда его ладонь полезла под тонкий свитерок, Травка не выдержала.
— Убери руку, гад! — Заорала она, одновременно пытаясь пнуть мучителя в колено. Но рывок садистски заломленной руки выбил у неё слёзы бессилия и боли. Зато вопль услышали за спинами толпы. Не было и речи о том, чтобы избитые ребята смогли протиснуться сквозь плотное кольцо тел. Но Рыся, не раздумывая, встала на четвереньки и, извиваясь, преодолела преграду за считанные секунды. В это время раздосадованный насмешками зрителей герой, которому никак не удавалось раздеть жертву, не поставив себя в смешное положение, но и будучи не в состоянии уже отказаться от выбранной роли, решил сделать всё гораздо проще: свободной рукой он вытащил нож, раскрыл его и, не спеша, делая театральные жесты за спиной у болезненно выгнувшейся девушки, собрался просто разрезать на ней одежду, хоть это и умаляло его престиж. Вот эту картину и застала Рыся, вскочившая на ноги по эту сторону живой баррикады: Травка с заломленной за спину рукой, вытянувшаяся в струнку, стояла на цыпочках от боли, а ржущий детина приставил нож к её животу. С воплем, сделавшим бы честь любому воину апачей, маленькая защитница, на которую пока никто не обратил ни малейшего внимания, кинулась на опешившего мужика и полоснула его по руке с ножом сразу всей пятернёй. Когти, которые спокойно прорезали бетон на сантиметр в глубину, звонко скребнули по кости мужика, начавшего быстро бледнеть.
Травка, отпущенная из захвата, упала на четвереньки и машинально откинула волосы с лица, чтобы посмотреть на Рысю. Толпа на мгновенье замерла. В тусклом свете зеленоватая кожа Травки выглядела намного страшнее, чем самые безобразные уродства на станции, потому что такого здесь ни у кого не было. Через секунду детей просто разорвали бы на кусочки. Но тут, весьма вовремя, раздался зычный голос:
— Что тут происходит?
Васильич тяжело вздохнул, оглядывая поле боя. Из-за его мощных плечей выглядывали ладные парни в военной форме. Толпа стала незаметно рассасываться, просачиваясь под незакреплённый вдоль стен брезент, оставляя на полу главных действующих лиц.
— Да верю я вам, верю, — в отчаянии взревел староста. Все участники драмы со стороны пришельцев опять сидели у него за столом. Заплаканная Екатерина заматывала голову Тира чистой тряпочкой. Пард, уже слегка протрезвевший, свесив голову ниже колен, сидел, как мышка, в углу, благоухая смачным перегаром. Он только что прослушал всю эпопею, пересказанную всеми по очереди.
— Да, заварили вы кашу… По нашим законам, всех вас нужно выдать обиженным. Глаз за глаз, так сказать. Шутка ли? Две сломанные челюсти, перелом рёбер, шейки бедра… кстати, чем ты его так? — Перечислял, всё больше воодушевляясь, Васильич.
