— Возможно, ты и права, донья Альма, возможно, я просто перетрудился. Мне надо хорошенько выспаться. Благодарю за прекрасный вечер. Я открыл для себя много нового.
— Ты влюблен, я угадала? — Она продолжала допытываться.
— Любовь? Любовь всегда была моим любимым занятием.
— Кое-кто утверждал, что никогда и никого не полюбит, — заметила она.
— Хороший учитель всегда учится у своих учеников.
Но ее не так-то легко было запутать.
— Скажи мне, это и в самом деле нечто особенное, когда спишь с любимым человеком?
— Мы с ней даже не целовались.
Это откровение, казалось, не столько удивило ее, сколько успокоило.
— В таком случае, возможно, это всего лишь увлечение, которое рассеется после того, как ты впервые коснешься ее губ.
— Боюсь, у меня не будет возможности проверить, так ли это, — сказал я, целуя руку Альмы перед тем, как уйти.
Я вышел в ночь, чувствуя себя разбитым после разговора с Альмой. Мое тело впало в какое-то оцепенение, в то время как мысли метались между событиями прошлого и теми, которым еще предстоит свершиться. Вне зависимости от того, испытывал ли я истинную любовь или всего лишь увлечение, я понимал, что в Севилье с жизнью вольного повесы для меня покончено навсегда.
Образ доньи Анны продолжал преследовать меня, и я должен бежать от него как можно дальше. Новый Свет — вот единственная возможность спрятаться от этого наваждения и избавиться от обломков прежней жизни. А кроме того, это единственный шанс сохранить верность человеку, которому я глубоко обязан. Мне нужно организовать побег в Новую Испанию. Именно с этой целью я отправился на корабль, совладельцем которого все еще оставался и капитан которого все еще был моим должником.
Вечер, июль, 1593.
Когда я поднялся на борт «Сан Мигеля», матрос, который в свое время проявил столь жгучий интерес к моим похождениям, помчался докладывать капитану о моем появлении. Я осторожно толкнул дверь маленькой каюты, готовый к тому, что вместо приветствия меня будет поджидать дуло пистолета. Однако, к моему удивлению, капитан Федрик встретил меня широкой улыбкой.
— Дон Хуан… наконец-то мы можем с вами рассчитаться. Боюсь, я был недостаточно любезен во время нашей последней встречи. Надеюсь, вы примите мои извинения. Вот золото, которое вам причитается, — сказал он, указывая на два мешка, лежащие на столе. Я приоткрыл один из них и запустил руку в монеты, желая убедиться в том, что они и в самом деле золотые. Так оно и было. Вскоре стало понятно, почему его чувства ко мне столь разительно переменились.
— Как партнера и совладельца «Сан Мигеля»… я вынужден просить вас сделать дополнительные вложения.
Поколебавшись, я спросил:
— Когда отходит судно?
— Через восемь дней мы отплываем из Санкулар-де-Баррамеда. Смею заверить, что и на этот раз ваши вложения окупятся в десятикратном размере.
— Сколько вам нужно? — спросил я вопреки здравому смыслу.
— Шесть тысяч эскудо, — сказал он.
— Я соглашусь на ваше предложение при одном условии.
— Все, что угодно…
— При условии, что я буду сопровождать вас, а заодно и свой капитал, до Новой Испании.
— Договорились, — проговорил он, весьма удивленный неожиданной просьбой.
— Мы отплываем через два дня и через шесть дней будем в Санкулар-де-Баррамеда. Оттуда отправимся на Канары, где дождемся остальных судов, следующих до Вера Круз.
— Мне давно хотелось взглянуть на золотую землю.
— Эта земля становится золотой только в том случае, если вы привозите золото с собой.
— Увидимся в воскресенье.
Когда я уже уходил, он бросил мне вслед:
— Дон Хуан… Надеюсь, вас не задержит какое-нибудь из ваших… приключений.
— По эту сторону моря у меня не предвидится никаких приключений.
— Я не верю своим ушам, — с улыбкой сказал он, передразнивая сказанное мною во время нашей последней встречи.
Я возвращался домой, по-прежнему не в состоянии думать ни о чем, кроме доньи Анны. А вдруг случится так, что, убежав на другой конец света, я обнаружу, что ее образ уже поджидает меня там? Для того чтобы моя жизнь вновь обрела смысл, я должен точно знать, какие именно чувства я испытываю по отношению к ней и какие чувства она испытывает по отношению ко мне. Альма права. Вероятнее всего, это не более чем увлечение и плод моих фантазий, которые рассеются в тот момент, как только я приникну с поцелуем к ее устам. Если для того, чтобы прогнать наваждение, требуется поцелуй, то я должен получить этот поцелуй. Абсолютно все, вся моя жизнь, включая сердечную преданность маркизу, зависит от того, как скоро мне удастся избавиться от этого мучения. Один невинный поцелуй — это все, на что я претендую, и сам по себе он не означает предательства по отношению к маркизу. Это будет мой прощальный поцелуй невесте перед тем, как отправить ее к алтарю.
