Потемкин. Фаворит и фельдмаршал Екатерины II - страница 10

. Императрица появилась с заплаканными глазами и с носовым платком в руках. В этот момент в ее сердце нашлось место всем тончайшим человеческим чувствам. Она убеждена, сказала она, что новой войной она принесет много несчастий своему народу и готова сделать все от нее зависящее, чтобы избежать беды… Вместо того чтобы поддержать государыню в ее великодушных намерениях, большинство членов совета постарались утешить ее, рассеять ее страхи и даже поддержать в том, чтобы она взяла на себя управление войной… Результатом этой болтовни явилось то, что Екатерина покинула это собрание с жестким выражением лица и с большей, чем когда-либо, злобой на Густава III». Гельбиг был или наивным, или хотел таким казаться. Его умозаключение «уже эти отдельные анекдоты доказывают, что принцесса при многих ее чисто мужских чертах характера была женщиной» явно показало на отсутствие понимания жизни, стиля правления и воли деятельной императрицы XVIII века.

Труд Гельбига, вышедший сначала серией статей, а затем отдельной книгой, без сомнения, соответствовал читательскому ожиданию сенсации. Легкомысленные выходки знаменитого и пользующегося дурной славой Потемкина были известны в Европе, их любили, как истории о бароне Мюнхгаузене, и ожидали новых раскрытий тайн любовных похождений героев. Гельбига можно спокойно считать одним из изобретателей и пропагандистов выражения «потемкинские деревни» и всей легенды о князе Потемкине. Поскольку он на примере образа Потемкина хотел представить свое собственное понимание реальной политической роли России, он отказался от распространения амурных пикантностей. Кроме того, «Минерва» была серьезным журналом, а не желтой бульварной газетенкой!

Поэтому читателю, листающему журнал, предлагалось: «Он жил во дворце императрицы. Часто, когда его придворные собирались у него, он вставал, в легком утреннем костюме шел к императрице и приводил государыню в дикий восторг. Эта принцесса, которая допускала его к себе неодетым, часто сама по утрам ходила к нему. Можно представить, какое впечатление это могло произвести на придворных. Но что самое примечательное, это тот факт, что никто ни до Потемкина, ни после него не мог вести себя таким же образом с императрицей, а также с придворными. Это доказательство того, что его персона с небольшими изменениями оставалась такой же величественной и неуязвимой и что он, несомненно, был умнее, чем все те, которые впоследствии окружали императрицу».

Конечно, немного жаль, что Гельбиг только штрихами изобразил стиль жизни князя. Но в цитируемом высказывании содержится и верное наблюдение. В отношениях Екатерины и Потемкина отражаются многие явления и принципы, которые были характерны для образа жизни русского дворянства того времени и составляли неотъемлемую часть истории культуры XVIII века.

Эти две знаменитые личности вели образ жизни, характерный для русского дворянства, и этим не следует пренебрегать. Отношения между Екатериной II и Григорием Потемкиным оставались сложными и многогранными. Гельбиг признавал необычайное состояние доверия между этими людьми, которое сохранилось до конца их жизни. И в то же время эти отношения остались загадкой для него. Фаворит Потемкин вскоре стал главным среди постоянно меняющихся любовников императрицы и остался ее первым фаворитом: как политик, администратор, государственный деятель и военачальник. Гельбиг был прав: Потемкин принадлежал к выдающимся личностям России последней трети XVIII века. Возможно, он был самым исключительным явлением на небосклоне политических звезд России. Но Гельбиг создал отрицательный образ Потемкина и его блестящие способности снабдил такими низкими мотивами и мрачными чертами характера, что историческая правда оказалась спрятанной глубоко на заднем плане. Потомкам будет передано искаженное изображение Потемкина, карикатура, имеющая мало общего с реальным образом. Гельбига можно назвать создателем легенды — наряду с Екатериной II и князем Потемкиным, а также многочисленными современниками, для которых карьера, жизнелюбие, политическая деятельность Потемкина были как бельмо на глазу.