– Эх, луговой меня окончательно отшил, – доверительно сообщила ему шишига. – Пойду-ка я с вами, хоть с тамошним водяным потолкую, давно не виделись.
Так и пошли они вместе: пастух, овца Чара и шишига. При этом было непонятно, кто кого ведет и кого больше слушается отара. На дневном привале, устав спасать пигалицу от Чары, пастух подошел к овце, посмотрел ей в глаза и вдруг приподнял за передние копыта. Чара оказалась стоящей на задних ногах. Юноша принялся тихонько передвигать ногами: вправо-влево, полуоборот, вправо-влево, полуоборот. Чара завороженно повторяла движения за ним. Пареньку почудилось, что он танцует с Милавой, и на него напал смех. Однако вскоре овца потеряла терпение. Она смекнула, что танцуют как бы не с ней, и при очередном перешагивании резко оттолкнула [его], отчего оба упали в траву. Шишига тут же радостно взвизгнула, уселась на загривок Чары и начала дергать за кудряшки на ее голове. Животное жалобно заблеяло и с силой крутануло головой. Проказница сорвалась и покатилась, пока не треснулась о ближайшее дерево. Овца вскочила и бросилась на нее. Но куда там – шишиги уже и след простыл, она во всю прыть неслась на другой конец луга, на ходу потирая ушибленный бок.
Луга сменялись лесами, низины – поймами. Солнце ушло за полдень. Пастух как мог забавлялся: качал Луну, сбрасывал звезды с небосклона, разгонял облака, наматывал на посох ветер, заглядывал за горизонт в поисках златокрылых грифонов. Однако нет-нет но вспоминал, как его побили на глазах у Милавы.
Почему люди так стремятся унизить себе подобных? Неужели без всего этого нельзя прожить? Что там Януш сказал: «Умей постоять за себя…»? Постоять – то есть ударить в ответ, сломать чей-то нос, причинить боль?! Но разве это правильно? В жизни так много интересного, непознанного, люди настолько разные, а еще есть духи, волшебные существа и разлитая по всему миру волшба. Всем бы жить-поживать, да друг дружку узнавать, а вместо этого... И для чего? Чтобы показать свою значимость? Но он-то никому ничего не хотел показывать. Ему нравилось пересекать окрестные луга, углубляться в тенистые долины, бродить вдоль озер и рек. Здесь он словно попадал в другой мир, где можно быть самим собой, не оглядываться через плечо. С самого раннего детства он боялся прослыть колдуном, таких изгоняли. А куда идти? Волхвы же в его веси надолго не останавливались. Да и податься к ним опять же означало покинуть родные места.
Шишига почувствовала его настроение и робко спросила:
– Че нос повесил? Что за черная дума поселилась в тебе?
– Стрый не отвечает, – ответил ей паренек и рассеянно посмотрел на юг, это была часть правды, но старый друг, действительно, пропал. – Раньше всегда, когда я начинал играть с ветрами, он появлялся, бедокурил и проказничал. А теперь вокруг пустота. Духи молчат, словно в рот воды набрали, никто не ведает, где он и что с ним.
– Стрый обладает очень большой силой. Он сам решает, где ему быть и что делать. Ему никто не указ. Вообще удивительно, что он с тобой водится. Кто ты, и кто он, общение не по рангу. Так что не переживай, он вернется, когда сочтет необходимым. Лучше посмотри, какие зяблики слетелись нам навстречу.
К вечеру леса поредели, а луга превратились в бескрайние пастбища. Где-то вдали угадывались первые вершины Серухова кряжа, пока еще невысокие. Слева в верстах пяти делала широкий разворот Лучеса, чтобы дальше в виде ручья снова пересечь им путь. Именно здесь и остановил пастух отару на ночь. Убедившись, что его спутница спать не собирается и обещала покараулить, пастух перекусил, уложил Чару и прилег рядом с овцой. Огонь разводить не стал: снедь, заботливо собранная Лохматиком, еще не закончилась, а к ночному холоду он был приучен.
Ночью ему приснился сон.
Опять он был мальцом. Опять шел через темный-претемный лес, пока не увидел на поляне диво дивное – разноцветный огонь, переливающийся всеми цветами радуги, меняющий форму, ласкающийся к вайям папоротника, но ни к чему не привязывающийся, ничем не удерживающийся волшебный цветок.
Тогда протянул он к нему ладонь, однако лишь дотронулся, как все вокруг залилось ярким светом, и отступила темнота, и пропали тени, и исчез цветок. В лучах света увидел он улыбающегося человека с добрым лицом, за спиной которого на подрамнике был установлен громадный холст. Помахал человек с добрым лицом рукой с зажатой в ней кистью. Захотелось помахать в ответ, но с ворсинок кисти сорвалась и упала на грудь капля краски. Белая капля стремительно расползлась по одежде, покрыла шею, руки, лицо, пока пастух не слился со светом.
