Различие заказчика и потребителя удачно встраивается в историческое понимание науки. В частности, всегда была распространена трактовка науки как абстрактной отрасли промышленности, превращающей сырье (эмпирические данные) в полезные продукты знания (законы, решения, предсказания и т.д.), но не конфигурирующей конкретного пользователя, если вспомнить название известной работы Стива Вулгара [Woolgar, 1991]. Очевидным примером представляется то, что великий энциклопедист социальных наук Герберт Саймон стал в 1980-е годы называть «вычислительным научным открытием» [Langley et al., 1987], которое нацелено на производство максимально широкого спектра известных научных открытий путем применения минимального числа правил вывода. Такой корпус знаний и рассуждений мог бы послужить платформой – или, как сказали бы экономисты, «постоянным капиталом» – для прогнозирования неопределенно большого спектра будущих научных открытий, лишь часть из которых может быть рассмотрена людьми, не говоря уже о том, чтобы полноценно их изучить. Тот факт, что Саймон назвал семейство своих компьютерных программ «Бэконом» в честь Фрэнсиса Бэкона, показывает, что он отлично понимал, что занимается концептуализацией науки как способа производства, а не просто модельной линейки продуктов. Философ Пол Хамфрис [Humphreys, 2004] пошел еще дальше, заявив, что эффективнее наукой могли бы заниматься вычислительные научные машины, которые бы освободили людей от производства науки, оставив нам роль научных заказчиков и потребителей.
Конечно, это не обязательно потребовало бы от людей загружать свой мозг в машины. Скорее, если Саймон и Хамфрис правы, от заказчика или потребителя науки требуются иные когнитивные способности, чем от ее производителя. В первой роли люди могут достичь настоящих высот. Подобные способности можно встретить у знатоков искусства, и эту аналогию учитель Куна, Джеймс Брайант Конант, проводил специально, чтобы объяснить, в каком смысле люди, не являющиеся учеными, должны обладать «пониманием» природы науки [Fuller, 2000b, ch. 4]. От необходимого для этого набора навыков зависели бы в таком случае сами наши человеческие качества. Более того, такой подход не слишком отличается от того, что лауреат Нобелевской премии по химии Уолтер Гилберт [Gilbert, 1991] планировал для биоинформатики четверть века назад, предполагая, что из множества цепочек ДНК некоторые покажутся практичному «биопрогнозисту» возможностями для инвестиций, позволяющими выработать новые методы лечения. Он и сам последовал своему совету еще в конце 1970-х годов, когда вместе с несколькими учеными основал коммерческое предприятие BioGen, позже ставшее платформой для привлечения специалистов, в числе которых были и будущие основатели проекта «Геном человека» [Church, Regis, 2012, ch. 7]. Двигаясь как раз по такой траектории, один из них, Крейг Вентер, со временем приобрел известность в качестве «венчурного инвестора» генома.
Формализуя различие между заказчиком и потребителем науки, можно было бы избежать неприятной ситуации, в которую попали шесть итальянских сейсмологов, осужденных (вместе с одним политиком) в октябре 2012 г. на шесть лет тюремного заключения за причинение смерти по неосторожности. Они предоставили ложные гарантии касательно землетрясения 2009 г., в результате которого в Л’Акуиле, округе с населением 100 тыс. человек, погибли 300 человек, 1600 получили травмы, а 65 тыс. остались без крова. Разумеется, ученые заявляли со всей ясностью – и точностью, если основываться на имевшихся тогда данных, – что землетрясение крайне маловероятно. Но, конечно, маловероятным событиям свойственно время от времени все же случаться. Хуже то, что эксперты, судя по всему, решили, основываясь на этой малой вероятности, рекомендовать бездействие. Судья, чей вердикт отражал общественное мнение, подчеркнул, что суровость наказания вытекает только из этой рекомендации, а не из исходной оценки вероятности.
Научное сообщество не замедлило выразить свое негодование. 25 октября атаку возглавила передовица в
