— Я отдаю картину тебе, — проговорил старик.
— Повесим ее лучше у нас, в вашей комнате. Над вашей кроватью. Ей тоже полезно воздухом подышать…
Бела Касон как будто успокоился.
Когда они прибыли домой, ужин был готов. Отцу и матери хотелось, чтобы сын поговорил с ними об усадьбе Белы Касона. Прочили-то ее ему! Но Миклош отмалчивался, только нахваливал материнскую стряпню. Затем повернулся к отцу.
— Нельзя, чтоб старик в таких отрепьях ходил. Что люди скажут!.. Вы уж дайте ему что-нибудь из своего. А там и я пришлю.
— То, что на нем, тоже мое. У него своего ничего не было… Да откуда и быть-то? — сказал старый Чисарик.
Ужин Беле Касону отнесли в заднюю комнату.
— И пусть с этих пор он ест вместе с вами, — сказал Миклош матери.
— Как же, допущу я его к нам! — оскорбилась мать. — Ему и там хорошо! Живет в чистоте, все у него есть… Уж ты о нем не беспокойся!
Миклош вышел к машине, наполнил водой бутыль, попинал ногой шины. Отец стоял рядом. Он догадывался, что сын собирается уезжать.
— А я было думал, заглянем с тобой в корчму… Как-никак, обговорить бы все нужно. Чего там мне делать, какой, значит, ремонт затевать?..
— Про что вы? — вскинул Миклош глаза на отца.
— Да про Касонову усадьбу. Я ж не о том, чтобы тебе жить в ней… Когда наезжать будешь, все равно ведь у нас остановишься. А в порядок привести следовало бы. Чтоб была, значит, как новенькая…
— Ну что ж, если силы есть, — не стал спорить сын. — А по-моему, так лучше бы продали. Зачем она вам?
— Ежели до дела доведу, так и продать можно дороже… А с этакого сада-огорода я двух свиней запросто выкормлю… Эдак-то каждый год — деньги немалые…
— Ну, воля ваша, — отступился сын. — А я сейчас и в путь. Скажите матушке.
Жена старого Чисарика уже стояла рядом с мужем.
— Мне пора. Я ведь только сказать вам хотел, что еду на днях в Италию… Будете, думаю, писать, так чтоб знали…
— Куда-куда? — глянула на него мать.
— В Италию… Венеция, Рим… К папе римскому, словом.
— Нам папа без интересу, мы протестанты, — отрезала мать.
— Ну, а все ж, да хранит его бог, — засмеялся отец. — Коли повстречаешься с ним…
— Что ж, сыночек, не успел приехать, уже и назад? А я-то надеялась, денька хоть на два останешься, — проговорила мать. — Ежели тебе деньги нужны…
— Нет-нет, не нужно. Денег у меня хватит. Вот погодите, теперь я вам подарки привезу. Туфли, кофты, ну, что там…
— Только особенно-то нарядное не привози, сынок. Куда нам его? Разве только в церковь! И денег зазря не трать…
— Ладно, не буду, — кивнул Миклош.
Тем временем с заднего крыльца к ним подошел Бела Касон.
— А вы бы уж присели, вы ж старенький, — обратилась к нему мать Миклоша. — Стариковское дело такое: то перед домом посидеть, то перед воротами. Тащите сюда стул и сидите себе, посиживайте.
Бела Касон не слушал ее. В руках у него была картина.
— Значит, не возьмешь? Тебе дарю. А я повесить ее на стену не могу, — сказал он Миклошу.
— Что это за диво такое у вас? — спросила хозяйка. — Экая страшила, меня чуть родимчик не хватил…
— Она мне как мать была, — глухо проворчал Бела Касон.
Мать Миклоша заливисто рассмеялась. Старый Чисарик докурил сигарету, бросил на землю окурок, взял картину у старика. И долго, с мудрым видом ее рассматривал.
Конечно, сын еще мог бы остаться. Он с тем и ехал, что побудет дома денек-другой. То же твердил и Бетти несколько дней подряд. «Осточертел мне город, в печенках сидит… С загранпоездкой все улажено, в институте полный порядок, работа идет быстрей, чем я думал, съезжу домой, проветрю мозги…» Но сейчас, стоя во дворе со своими, он все же решил возвратиться немедля. Он знал, что, оказавшись в городе, прежде всего отправится к Бетти, что застанет Бетти у телевизора и в руке у нее будет книга, а на коленях — тетрадь… Знал, что ее мать будет сидеть в своем кресле, торчать у него перед глазами, пока в телевизоре не погаснет последний кадр… Но может статься, Бетти ждет его… Бетти знает, она-то лучше всех знает, чем оканчиваются эти его поездки. Уже не первый раз уезжал он домой с твердым решением пожить у своих несколько дней, но, приехав, считанные часы спустя начинал собираться обратно.
