Гришаня тоже разулыбался, подмигнул Олегу Иванычу, тот в ответ незаметно показал большой палец. Эх, хорошо, что не было на заседанье боярина Ставра! Шарился где-то боярин, ну и пес с ним.
Обсуждая произошедшее, бояре шумно поднимались с лавок.
Плюгавенький дьяк подбежал к посаднику, тряся бороденкой, зашептал что-то на ухо.
— Еще одно, господа бояре! — останавливая уходящих, поднял руку посадник. Олег Иваныч замер на полпути к Гришане. Ничего хорошего не ждал он почему-то от того плюгавого дьяка, словно предчувствовал что.
— Не так и важно, но… — посадник махнул рукой. — Вместо Геронтия, палача уставшего, Ставр-боярин третьего дня предложил своего человека использовать. Как, господа суд?
— Используем!
— Да без разницы.
— Ну, так и запишем.
Вот так-то. Рано, оказывается, радовались.
Гришаня побледнел, закусив нижнюю губу, обернулся — воины повели его, гремя цепью, — жалобно посмотрел на Олега Иваныча. Тот подмигнул, успокаивая. Весело подмигнул, хоть на душе-то и у самого кошки скребли… Пролетели, выходит, с Геронтием. Жаль… Чужой-то палач — тем более, Ставров, с десятка ударов отроку спину раскроит, инвалидом на всю жизнь сделает. А признайся Гриша — вмиг голову с плеч снимут, или — расплавленное олово в глотку, с фальшивомонетчиками разговор известный. Хоть, кажется, и не принято то в Новгороде. Одна надежда оставалась у Олега Иваныча — узнать, кто палач… может ведь и не доехать палач до поруба-то, лихих людишек на улицах полным-полно.
Пользуясь своим правом, самолично спустился в темницу.
Холодно… Впрочем, не так, как тогда, в ноябре, весна все-таки.
— Исполнил ль просьбу мою? — бросился к нему Гришаня.
— Исполнил, — кивнул Олег Иваныч. — Завтра с утра уедет на Москву Ульянка.
— Вот благодарствую, Олег Иваныч. Дай обниму тебя, — громыхнув цепью, отрок вдруг заплакал навзрыд. — Вощаника Петра жалко, тятьку Ульянкина…
— Не горюй, отроче, — Олег Иваныч потрепал парня по плечу, скривился — самому б не заплакать. Отстранился — некогда было тут с отроком время терять, с новым-то палачом проблему решить надо, да с Олексахой увидеться — как он там, нашел Сувора-то?
Что это именно Сувор подставил вощаника и Гришаню с фальшивками, Олег Иваныч и не сомневался. Бывали и покруче интриги. Вот разыскать бы Сувора этого… да поспрошать вдумчиво, с палачом Геронтием вместе. Глядишь, и сказал бы что. Искать надобно Сувора, искать! Чем там, интересно, Олексаха порадует?
Приехав к себе на Ильинскую, отослал сразу Пафнутия в поруб — пирогов да кваску Гришане отнести. Сам ногами горницу мерял, ждал, волновался. Палач новый с утра приступить обещался… время есть еще — вечер целый. Ах, быстро бежит время… уж и смеркается. Узнать бы, откуда фальшивки в Новгороде берутся, яснее картина б стала. Не похоже, чтоб кустарь-одиночка те монеты делал — уж больно качественно изготовлены. Если б не вес, ничем бы от настоящих не отличались. Значит, серийное производство — большими партиями должны поступать. А кому выгодно подорвать новгородскую экономику? Москве — раз, псковичам — два, Ганзе — три, Литве — четыре… Ну, может, еще и ордену. Ищи, в общем, свищи. Стоп! Софья! Что там говорил про нее опальный ключник Пимен? Она должна знать про Олексу-ушкуйника — как теперь выяснилось, тайного коллегу Олега Иваныча. Именно Олекса, кажется, и напал на след фальшивок в Нагорном Обонежье. Но почему — именно оттуда? Следы замести? Может быть. Да и кузниц там много, хоть на том же посаде Тихвинском, и людишек рисковых хватает. Не надо и завозить чего — прямо там и печатать можно, на дальних погостах. Потом — тайными тропами вывезти…
Но при чем здесь Софья?
Так, может, у нее и спросить? Прям сейчас и ехать? Или… Или все-таки дождаться Олексахи?
Олексаха явился под вечер. Ничего не говоря уселся за лавку, устало вытянув ноги, отпил предложенного сбитня, сообщил с усмешкой:
— Нет нигде Сувора-то. Дружок его, Нифонтий, сказывал — третьего дня последний раз Сувора видывал. Доволен был тогда, Сувор-то, скоро, говорил, в богачестве заживу, к Явдохе в корчму сходим. С тех пор и ни слуху о Суворе, ни духу.
