“Будь проклят тот день, когда мы впервые ступили на Хманкан”, - когда-то очень давно сказал Р’харта, и Н’рхангла, юнец, еще посмеялся про себя над тем, как пафосно прозвучало это. Он и сам в свое время успел ступить на Хманкан, тогда ему подумалось, что место это скучное и разгуляться там негде. Никакого удовольствия, все равно что тараканов давить.
Х’манки тоже, как выяснилось, не любили давить тараканов. Им нравилось охотиться на людей.
Самая увлекательная часть охоты – когда х’манк выходит против человека, имея в качестве оружия лишь десяток биопластиковых лент, незащищенный, полагаясь только на верную руку и опыт своих товарищей по лову.
Увлекательна, разумеется, эта часть для х’манка.
Мимо лежащего Н’рханглы стремглав прошла “крыса”, оставляя раскаленный добела след. Соль под ней плавилась. Воина обдало жаром. Да, они знают, что он знает, что они его видят. Они не хотят его убивать и не хотят сражаться с ним. Они хотят гнать его как добычу, пока он не упадет, а потом отрезать себе что-нибудь на память. Если, конечно, это просто туристы. Если это сборщики ароматических веществ, то они сделают с ним то, о чем ему совсем не хочется думать, особенно сейчас.
Камень подле стопы Н’рханглы разбила очередь. Брызнули осколки.
Да, вонючки, да, он поднимется и пойдет дальше! И дойдет до резервации, грызи вас черви, и ваши лицевые перепонки скукожатся от злобы!
Разъяренный, воин вскочил и ринулся в пустыню, с каждым шагом удаляясь от блаженной тени. Поначалу ему удавалось бежать, но заряд энергии, подаренный гневом, быстро иссяк. Н’рхангла шел, сцепив зубы, шел по осыпающемуся пламени, а над головой у него шныряла “крыса”, весело постреливая там и тут.
Солнце начало путь к земле.
Температура достигла высшей точки.
Шаги кровавили едкий песок; Н’рхангла уже ничего не видел, только остатки чутья помогали ему двигаться в прежнем направлении, к резервации, а не завернуть кругом. В голове ровно шумело, иногда шум усиливался – это машина х’манков проходила рядом. Н’рхангла подумал, что к вечеру ослепнет совсем.
Когда он споткнулся обо что-то, то лишь удивился, что этого не случилось раньше. Ноги перестали держать. Он свалился в раскаленную соль и взвыл – ожоги пришлись на самые чувствительные места; невероятным усилием смог подняться, пошатнулся, переступил, и угодил следующим шагом на оплавленную корку. Белесая поверхность нагревалась меньше, чем более темный песок; Н’рхангла замер на четвереньках, каждый вдох с болью врывался в обожженные легкие. Над головой скользнула тень – “крыса” прошла медленнее, чем обычно. Должно быть, собиралась садиться.
“Они добыли меня”.
По звуку он определил, что “крыса” опустилась на землю и приподняла дверцу.
И Н’рхангла увидел своего врага.
Видел он не самого х’манка, а его фреонный костюм, защищавший червя от жары, и, судя по очертаниям, навстречу Н’рхангле вышел исполин среди х’манков, высокий и широкогрудый; силуэт его напоминал фигуру человеческого подростка. Х’манк стоял в подчеркнуто спокойной позе и медленно накручивал на локоть биопластиковую ленту.
Убить.
Исступленная злоба, охватившая Н’рханглу, была так сильна, что человек на какое-то время снова стал опасным противником.
Достать и убить.
Так просто.
Убить. Оружие не нужно. Слабый позвоночник треснет от удара. Осколки лицевых костей вонзятся в мозг. Легко и приятно размозжить внутренности в мягком брюхе.
Убить.
Добыча здесь – х’манк, а не человек. Так всегда было, так останется, ибо это естественное положение вещей.
Убить.
Убить.
Н’рхангла рванулся вперед.
Х’манк резко выпрямил руку. Лента бросилась в воздух.
Когда первая начинает тебя душить, ни в коем случае нельзя останавливаться и сдирать ее с шеи. Во-первых, никогда не сдерешь: биопластик всасывает твою мускульную энергию, ты слабеешь, а он давит все сильней и сильней. Во-вторых, так у тебя пропадет последняя возможность добраться до х’манка и разбить его тонкостенный череп.
Когда вторая лента опутывает твои ноги, не наклоняйся – ты просто упадешь, и на этом все кончится. Нужно прыгать. Если х’манк стоит близко, ты можешь достать его, и тогда тебя просто сразу убьют.
