— Но как? — прошептал он. — Она не родная дочь князя?
— Насколько мне известно, родная. И ее мать была человеком.
Эйрих нахмурился:
— Выходит она полукровка.
— Если не четверокровка, — хихикнул Шар. — В любом случае в ней намного больше драконьей крови, чем в ком-либо еще из людей. Ведь она посмотрела тебе в глаза и выжила. Ну, почти выжила.
— Как кто-то мог родить от дракона? Это невозможно, — Эйрих знал, о чем говорил. Было время, он еще надеялся возродить свой род, но ни одна женщина не выносила его дитя. Беременности прерывались либо выкидышем, либо смертью матери и ребенка, и он бросил попытки.
— Ты однобоко смотришь на ситуацию. Это вполне могла быть драконица, родившая от человека.
— Об этом я не подумал…
Слова Шара имели смысл. Они многое объясняли. Например, почему Эйриха так влечет к княжне, как, впрочем, и ее к нему. В них обоих говорит драконья кровь.
Отпустив постамент, Эйрих подошел к зеркалу. Когда-то он велел занавесить их по всему замку, чтобы не видеть себя. Сдернув покрывало, Эйрих поморщился. Зеркало пересекали несколько трещин. Он и забыл, что прежде чем закрыть, разбил его. Но отражение все еще просматривалось, и он снял платок с лица.
Красные глаза углями светились в полумраке кабинета. Их отблеск падал на скулы, щеки и лоб, делая его похожим на монстра. Встретишь такого в коридоре и умрешь от разрыва сердца еще до того, как состаришься. Эйриха и то пугал собственный вид.
Будь Касильда драконом, она бы приняла его таким. Но она прежде всего человек, и только где-то в глубине, совсем немного — дракон. Хватит ли этой капли, чтобы сблизить их?
— Что ты там разглядываешь? — поинтересовался Шар.
— Пытаюсь понять, что со мной не так. Я ведь не всегда был таким. В детстве мой взгляд не причинял людям вреда, а потом я изменился. Это произошло само по себе. И как снова стать нормальным я не знаю. Этот секрет умер вместе с драконами.
Глаза начали меняться, когда Эйриху было двенадцать. Именно в этом возрасте он впервые едва не убил человека, просто посмотрев на него. Тогда-то кормилица и придумала, как с этим жить. Она раздобыла где-то уникальную ткань — просвечивающую с одной стороны и непрозрачную с другой — и сшила из нее повязки, которые он с тех пор носит, практически не снимая.
Эйрих читал о драконах все, что удавалось найти. Он многое узнал, но одно не получалось выяснить, ни одна книга об этом не упоминала — как вернуть нормальный взгляд. Даже Эсфер не знал ответ. А ведь Эйрих отчетливо помнил: у родителей не было этих ужасных красных глаз. Кажется, у мамы радужка была голубой. Про отца он точно не мог сказать, но тоже что-то светлое.
— Я выгляжу, как настоящее чудовище, — вздохнул Эйрих. — Не удивительно, что меня боятся.
— Не всем же быть красавцами, — философски заметил Шар.
— Спасибо, успокоил, — фыркнул он.
Отвернувшись от зеркала, Эйрих произнес:
— Если княжна хотя бы отчасти дракон, значит…, — он встрепенулся. У него снова появилась надежда на то, о чем он давно запретил себе мечтать. Продолжение рода! Аж дух захватывало, стоило об этом подумать. На фоне этой цели меркли все прочие.
— Если дадут боги, и княжна очнется, скоро в Морабатуре будет свадьба, а потом много маленьких дракончиков, — закончил за него Шар.
— Лишь бы она выжила, — пробормотал Эйрих словно заклинание.
Военный совет в лагере шел полным ходом, обсуждали будущую тактику. Перейти границу огненных земель было легко, не так сильно она укреплена, чтобы устоять перед объединенным войском княжеств земли и воды. Но дальше ждут сложности. Впереди река лавы и через нее надо как-то переправиться. Желательно с минимальными потерями.
Дариус нервничал. Обычно его предложения принимались сразу, но сейчас он владел ситуацией лишь отчасти. Он не чувствовал себя хозяином в собственном лагере, а к подобному княжич не привык. Это порядком раздражало.
Всему виной был князь Тунрид, отец Касильды. Он согласился присоединиться к компании Дариуса при одном условии — свои войска он поведет сам. Вот ведь старый дурень! Не мог отправить старшего сына? Уж с княжичем Велизаром Дариус нашел бы общий язык, они вроде неплохо поладили. Впрочем, с Велизаром поладит любой, у кого найдется бутылка вина. Сам Дариус не доверил бы ему даже конюшни чистить, но надеялся, что отцовская любовь слепа.
