Он сидел рядом, обнаженный — лишь бедра были обернуты синим махровым полотенцем, и любовался ее усталым детским личиком, только что он осторожно смыл с него роковую косметику. А Ника вдруг с беспокойством ощутила, как в ее груди завозился жгучий червячок. Это была ревность, на которую она вдруг обрела право. Он неожиданно оказался так искушен — его ласки умелы и выдают доскональное знание женского тела, любовная техника отточена. Сколько у него было женщин? Он любил их так же, как ее? Кешка засмеялся. И от этого, как ей показалось, высокомерного смеха червячок превратился в змею и ужалил ее прямо в сердце.
Но он сказал «любимая» и «единственная» и нежно поцеловал Нику. А потом просто объяснил, что сегодня лишь реализовал то, о чем мечтал пять лет. Что он много раз уже целовал ее губы, ласкал чудесное тело, каждый изгиб которого изучил глазами, доставлял ей наслаждение и нежно мучил — в воображении. Женщины, конечно, были, но его с ними связывали лишь партнерские отношения без любви и обязательств. И они не оставили следа…
«Боинг», словно носатый горец, неслышно и неумолимо умыкал красавиц-сестер, увозя все дальше и дальше от родного дома.
Вика, наслаждаясь путешествием, с удовольствием принимала все, что ей предлагали улыбающиеся девушки в фирменных костюмах. Она усваивала инструкции, пила минеральную воду и колу, впервые в жизни жевала резинку и слушала музыку, звучавшую в наушниках.
Ника с вежливой улыбкой отрицательно качала головой и снова погружалась в воспоминания…
…Неожиданно они поняли, что ужасно голодны, и, облачив друг друга в шелковые тоги простыней, отправились в гостиную. Там снова предались излишествам, на этот раз — гастрономическим. Они бесцеремонно сдвинули вместе благородные стулья и изысканные тарелки и набросились на еду. После первого приступа молчаливого насыщения они вдруг развеселились и, дурачась, принялись наперебой скармливать друг другу все эти жюльены и оливье, заливное и жаркое, заветрившееся мясное ассорти и холодных цыплят. А потом Кешка схватил Нику на руки и потащил в спальню, а она отбивалась и кричала, что он хочет уморить ее голодом. И уже в постели они пили ароматное испанское вино и заедали его фруктами. Притихшая Ника с наслаждением запускала пальцы в Кешкины густые волосы, еще влажные после купания, заново рассматривала его лицо, обводила пальчиком чувственные губы и кормила виноградом, нежно шепча, что он — ее царь Соломон, а она — его девушка с виноградника. И требовала, чтобы он поил ее вином и кормил яблоками, ибо она изнемогает от любви.
И они снова любили друг друга. Но теперь Ника решила взять реванш. Она потребовала повиновения и стала ласкать и разглядывать его тело так же, как он это делал с ней. Познавая его всего глазами, руками, губами и языком, Ника отдала должное могучему орудию любви, которое доставило ей столько радости. А потом она была наездницей, неистовой амазонкой со спутанной гривой. Но он не дал ей испытать торжества. В последний момент схватил, опрокинул на спину, пригвоздил плечи тяжелыми руками и заставил кричать от невыносимого блаженства.
Они заснули неожиданно и одновременно. Кешка проснулся первым и, взглянув на часы, с сожалением разбудил сладко спавшую Нику. Увы, времени не осталось даже на мимолетные ласки. Они быстро и дружно — ах, как они научились понимать друг друга! — убрали следы ночного пиршества и уложили вещи.
Стюардессы привезли обед. Вика успела проголодаться и с аппетитом принялась за еду. Ника заставила себя съесть несколько кусочков прозрачной ветчины и пару оливок, выпила сок и кофе и отодвинула поднос.
Вика удивленно вгляделась в непривычно тихую сестру:
— Никитка, ты не заболела?
— Не волнуйся, Тош, просто аппетита нет. — Ника улыбнулась сестренке и снова откинулась на спинку кресла.
…Вика задерживалась. Наверное, заболталась с подругой до поздней ночи и теперь отсыпается. Вещи тем временем были собраны, в квартире наведен порядок. Оставалось одеться — самое позднее через два часа надо было выходить. Ника хотела пойти к себе, но Кешка не пустил.
— Не спеши, малыш. Успеешь переодеться, когда Вика приедет.
