– Боже мой, – потрясенно прошептал Осборн. – Что с тобой сделали?
Вера открыла рот, чтобы ответить, но не смогла выговорить ни слова. Из глаз ручьями хлынули слезы, они бросились в объятия друг друга и плакали уже оба. Всхлипывая, Вера роняла разрозненные слова:
– Франсуа умер… на ферме всех убили… что… мне было делать?.. Приехала в Берлин… потому что некуда… чтобы найти тебя…
– Вера, ш-ш-ш. Все в порядке, любимая. – Он крепко, но бережно прижимал Веру к себе, словно ребенка. – Все в порядке. Все будет в порядке.
Он гладил ее волосы, целовал, ладонями вытирал мокрые от слез щеки.
– У меня отобрали даже носовой платок, – выговорил Осборн, пытаясь улыбнуться. Брючный ремень у него тоже отняли, вытащили шнурки из ботинок. Вера прижалась к нему еще крепче.
– Не уходи, – шептала она. – Никогда больше не уходи…
– Вера, расскажи, что же случилось…
Она схватила его руку и крепко стиснула, немного отодвинулась, вытерла слезы и задумалась. Чего только ни произошло с ней со вчерашнего дня…
Ферма под Нанси. Тела трех охранников, лежащих там, где упали. Застывший взгляд Авриль Рокар, кровь, текущая из перерезанного горла…
Когда она вбежала в дом, телефоны не работали. Она не могла найти ключи от «форда», на котором приехала сюда вместе с агентами тайной полиции, поэтому села в черный полицейский «пежо» Авриль Рокар и поехала в город. По дороге она несколько раз пыталась дозвониться в Париж Франсуа, но его телефоны – и домашний, и в офисе – были постоянно заняты. Это показалось ей вполне естественным – слухи о его отставке уже могли распространиться. Все еще под впечатлением от кровавой бойни в Нанси, не в состоянии сообразить, что делать дальше, Вера где-то по дороге остановила «пежо».
И тогда, лихорадочно пытаясь найти какой-то выход из создавшейся ситуации, она вдруг увидела на полу машины под сиденьем сумочку Авриль Рокар. В футляре для паспорта – билет на рейс «Эр-Франс» в Берлин и подтверждение, что номер в отеле «Кемпински» в Берлине зарезервирован для Авриль Рокар. Там также оказалась затейливо отпечатанная на немецком языке карточка-приглашение в Шарлоттенбургский дворец на торжество, которое состоится 14 октября, в пятницу, в восемь вечера по случаю выздоровления некоего господина Элтона Либаргера. В списке организаторов приема она наткнулась на имя Эрвина Шолла, человека, нанявшего Альберта Мерримэна, чтобы убить отца Пола Осборна.
Тут ей пришло в голову, что если Шолл в Берлине, то и Пол может приехать туда, чтобы встретиться со своим врагом. Это было всего лишь предположение. Но больше ей надеяться было не на что. Внешне Вера была немного похожа на Авриль Рокар, чтобы попытаться, воспользовавшись ее документами, добраться до Берлина. Правда, она была моложе Авриль на несколько лет, но вряд ли кто-то будет так уж тщательно проверять документы. Был четверг, до торжества в Шарлоттенбургском дворце оставался один день. Кратчайший путь в Берлин из Нанси – скорый поезд, отправляющийся из Страсбурга. Вера решила ехать этим поездом.
По дороге из Нанси в Страсбург она дважды останавливалась у телефонов-автоматов и звонила Франсуа. Первый раз линия была занята, второй раз она наконец услышала длинные гудки, но было уже четыре часа, и в офисе никто не снял трубку. К этому времени прессу еще не известили об исчезновении Франсуа Кристиана, но полиция уже сбилась с ног, разыскивая его, а президент распорядился приставить вооруженную охрану к членам его семьи.
Она ясно помнила, как, повесив трубку, впала в странное оцепенение. Словно никого не существовало на свете – ни Франсуа Кристиана, ни Пола Осборна, ни той Веры Моннере, которая могла бы вернуться в свою парижскую квартиру и жить, как будто ничего не случилось. Четыре трупа осталось на ферме под Нанси. Единственный человек, который безумно любил ее, исчез, пропал, растворился, как струйка дыма на ветру. Ею овладело мрачное предчувствие, что все произошедшее до сих пор – лишь прелюдия к чему-то еще более страшному. В ушах ее прозвучало эхо ужасных рассказов бабушки, грозное, страшное эхо из прошлого. Но сейчас этот страх стал для нее более личным – и Франсуа, и Осборн, и она сама были каким-то образом связаны между собой. Берлин для нее был последней соломинкой, держась за которую она надеялась получить ответы на свои вопросы.
