Фон Хольден отвел глаза, потом снова взглянул на патрона.
– Мистер Шолл, вы недооцениваете их.
До этой минуты Шолл был спокоен и деловит. Мягко поглаживая кошку, он хладнокровно излагал свои соображения. Но тут кровь бросилась ему в лицо.
– Думаешь, мне нравится, что мы еще не разделались с ними или что Джоанна создает проблемы? А это, Паскаль, твоя вина!
Кошка в руках Шолла, напуганная его резким голосом, напряженно выгнула спину и попыталась вырваться, но он крепко держал ее, машинально продолжая поглаживать шелковистую шерстку.
– Это все на твоей совести, и ты еще смеешь возражать мне! Разве ты установил, зачем эти люди приехали в Берлин? Разве ты определил, какие цели они преследуют, и предложил план действий?
Шолл не сводил глаз с фон Хольдена. Любимый сын, никогда не совершавший ошибок, встал на ложный путь. Шолл не просто испытывал разочарование, он считал, что его просто предали, и фон Хольден это понимал. Он помнил, как Шолл отстаивал его кандидатуру на пост шефа службы безопасности Организации, спорил с Дортмундом, Салеттлом и Ютой Баур. Шолл ввел его в узкий круг руководителей, главных лиц Организации. На это ушли месяцы, и Шолл добился своего. Ему пришлось пообещать, что они пожизненно сохранят свое положение, но люди стареют, доказывал он, нужно подумать о будущем. Величайшие империи рушились за ночь, если не был определен строгий порядок передачи власти. У Организации есть будущее – есть чета Пейперов, Ганс Дабриц. Генрих Штайнер, Гертруда Бирманн. Но пока Организация прежде всего нуждается в защите изнутри. Шолл знал фон Хольдена еще ребенком. Подходящее происхождение, хорошо обучен, не раз доказывал свою преданность и свой профессионализм. Ему можно было доверять.
– Сожалею, что разочаровал вас, – прошептал фон Хольден.
– Паскаль, – смягчился Шолл, – ты знаешь, что я отношусь к тебе как к сыну. – Кошка снова расслабленно дремала у него на руках. – Но сегодня я не могу говорить с тобой как с сыном. Сегодня ты – Leiter der Sicherheit и несешь полную ответственность за безопасность всей операции.
Внезапно Шолл схватил кошку за шкирку, вытянул руку вперед, и она повисла за перилами балкона восьмого этажа, над стремительно проносящимися по Фридрих-штрассе машинами. Кошка истошно мяукала и извивалась, пытаясь ухватиться за руку Шолла.
– Мои приказы – для тебя закон, Паскаль.
Кошка когтями полоснула его запястье, оставив глубокие борозды на тыльной стороне руки.
– Закон. Это ясно? – Шолл не обращал ни малейшего внимания на ошалевшую от запаха крови кошку, продолжавшую терзать его руку. Из глубоких царапин лилась кровь, но Шолл не сводил глаз с фон Хольдена. Он не чувствовал боли, сейчас для него никого и ничего, кроме фон Хольдена, не существовало. Он требовал абсолютного подчинения. Немедленно. И постоянно. Пока он жив.
– Да, сэр. Ясно, – выдохнул фон Хольден.
Шолл еще несколько секунд пристально смотрел на него, потом тихо произнес:
– Спасибо, Паскаль…
Рука его разжалась, и кошка с отчаянным визгом камнем полетела вниз. Шолл поднял руку, и кровь из глубоких царапин полилась вниз, под белоснежный манжет рубашки.
– Паскаль, – ровным голосом произнес Шолл, – когда придет время, прояви уважение к молодому доктору. Убей его первым.
Глаза фон Хольдена метнулись от окровавленной руки к лицу Шолла.
– Да, сэр, – выдохнул он еще раз.
Потом, будто следуя какому-то древнему ритуалу, фон Хольден опустился на колени и взял в свои руки израненную ладонь Шолла. Поднеся ее к губам, он начал слизывать с нее кровь. Сначала с пальцев, потом с ладони, потом с запястья. Он медленно, не торопясь слизывал кровь, чувствуя, что Шолл пристально наблюдает за ним. Наконец Шолл одобрительно сжал его пальцы и убрал руку.
Фон Хольден еще несколько секунд молча стоял на коленях, потом поднялся и вышел, оставив Шолла в одиночестве наслаждаться победой над чужой волей.
