– Хотите съесть кекс сейчас? – спросил Эдмунд. – Kuchen?
– Господи, да, – прошептал старик по-немецки. Потом, уже громче, добавил по-английски: – Спасибо.
Эдмунд встал, взял стакан с молоком и тарелку с кексом и поставил перед учителем. Герр Кениг тут же схватил стакан и осушил его в несколько глотков, не пролив ни капли. Потом поставил стакан, деликатно облизал испачканные усы и принялся за кекс. Съев его, старик опустил указательный палец в стакан, стер молочные капли и провел пальцем по тарелке, собирая крошки, как собирают магнитом железные опилки. Тарелка после этого засияла, точно вылизанная собакой.
Отец сказал, что когда-то Кениг был директором школы, что он человек больших талантов и настоящий эрудит, и Эдмунд изрядно удивился, в первый раз увидев изможденного, неряшливого человека. Такой старый, такой жалкий человек не мог быть директором, в нем не было ни намека на властность, авторитет, эрудированность. Но уже после нескольких занятий его мнение об учителе изменилось. Отец не ошибался – Кениг оказался не только прекрасным математиком, но и хорошо знал историю и английскую литературу. А еще он был очень осторожный. Будто лесной зверь. На теле его не осталось ни грамма жира, а в речи – ни одного лишнего слова; он тщательно обдумывал и фильтровал все, что собирается сказать. Эта выверенность в словах да едва угадываемый намек на былую респектабельность составляли скромное достоинство, с которым держался Кениг.
– Давай посмотрим атлас.
Предложение посмотреть атлас означало переход к последней части занятий, смеси истории и географии. На немецком. Эдмунд взял свой старый атлас и открыл на общей карте мира. Кениг попросил называть цвет страны, на которую он будет указывать, и коснулся пальцем Канады.
– Rosa[40].
Соединенные Штаты Америки.
– Grьn[41].
Бразилия.
– Э… Gelb?[42]
– Хорошо.
Индия.
– Rosa.
Цейлон.
– Rosa.
Австралия.
– Rosa.
– Warum sind sie rosa?[43] – спросил Кениг.
– Потому что это части Британской империи.
– Хорошо. Ты быстро учишься.
– Папа говорит, что Британская империя уменьшится из-за войны. Говорит, что у нас не осталось денег и что самые сильные теперь – Америка и Советский Союз.
– Да, на атласе многое изменится, и таким розовым он уже не будет.
Интересно, что герр Кениг на самом деле думает о британцах и их империи? Только ли из вежливости он указывает на ее огромные размеры? Шанс был да уплыл – палец Кенига двинулся дальше, игнорируя коричневую Японию, желтую Италию и, что особенно примечательно, синюю Германию, изображенную в границах, определенных Версальским договором, огромную страну в центре Европы. Удивительно, но лишь несколько других стран – Танганьика, Того, Намибия – были окрашены в такой же синий цвет.
– Гитлер завидовал нашей империи?
Кениг внезапно напрягся, неестественно выпрямился, отчего в шее у него что-то хрустнуло.
– Мне не стоит рассуждать об этом.
Эдмунд кивнул:
– Не бойтесь. Мамы дома нет.
Кениг молчал, и вид у него был несчастный.
– Вы боитесь, потому что вы ждете, пока вас заверят? – спросил Эдмунд.
– Проверят, – поправил Кениг. – Нет, просто немцы не любят говорить о том времени.
– Но вы же были директором школы. У вас все должно быть хорошо, да? Вам ведь выдадут белый сертификат?
– Надеюсь, что да.
– Вы получите Persilschein?[44]
– Ты знаешь это слово?
– Узнал от друга.
– Твой друг – немец?
Эдмунд кивнул:
– Он говорит, что все немцы хотят получить Persilschein.
Кениг снова потер руки и сцепил пальцы, как будто хотел выжать из них что-то.
– Да. Все хотят быть как свежевыстиранное белье. Без единого пятнышка.
– Некоторые покупают свидетельство на черном рынке. Стоит четыреста сигарет.
– Ты очень хорошо разбираешься в этих вопросах.
– Я мог бы достать его вам.
Герр Кениг вскинул руки:
– Nein. Все должно быть так, как полагается.
Конечно. Кениг ведь был директором школы, а директор всегда соблюдает правила.
– И тогда вы снова станете директором?
На лице герра Кенига проступило новое выражение, грусть. Он посмотрел на атлас, на большую grьn страну за голубой водой.
– Брат приглашал меня в Америку. Он уехал туда после Великой войны. Изобрел машину для дойки коров, которая работала быстрее других, и теперь ездит на “бьюике” и живет в доме с прудом в Висконсине. Висконсин почти такой же большой, как Германия. Брат говорит, что в Америке все больше, чем здесь. Коровы. Еда. Машины. У его “бьюика” на капоте бараньи рога.
