Отец Донди мечтал создать идеального игрока в покер. Попытка провалилась. Отец умотал заниматься чем-то другим.
В былые годы ящик был забит книгами по покеру и сотнями колод карт, и телевизор здесь имелся, который не показывал ничего, кроме фильмов о настоящей игре в покер. Отец выходил из дому, забирался в ящик и играл с ним сотни раздач ежедневно, ругая («тормозя рефлекс») в случае неправильной игры и вознаграждая («подкрепляя рефлекс») – коробочками конфет «эМэндэМс» – в тех случаях, когда мальчик играл верно, и такие действия нужно было закрепить как оперантную реакцию.
Теперь от тех дней в ящике остались только большие игральные карты на стенах… но Донди Снейхивер пристально смотрел на них, понимая, что если он и сможет найти свою мать, то именно с их помощью – в гораздо большей степени, чем с помощью географических карт.
Кроме того, он уже знал из анализа своих диаграмм, как она выглядела.
Она была красивой, как дама червей.
– Я предлагаю остановиться в Бейкере и пообедать, хоть еще и рано, – сказал Крейн. – И заодно залить полный бак бензина. После Бейкера нас не ждет ничего, кроме прямой линии, проложенной по лунной поверхности, и так будет, самое меньшее, до границы с Невадой.
– Ты прав, – ответил Оззи.
– Вас понял, – отозвался Мавранос. – Пого, открой-ка мне еще пивка, лады?
Крейн выловил банку «курз» из переносного холодильника, где пиво лежало в холодной воде, взломал крышку и протянул банку водителю. Мавранос выпил одним глотком, кажется, сразу половину и зажал недопитую банку между коленями. Окна были открыты, и горячий ветер бил Крейна по ушам и поднимал дыбом его седеющие волосы.
Они уже три часа ехали по 15-му шоссе на северо-восток. После того как они проехали Викторвилль, на обочине и в придорожных кустах непрерывно сверкали осколки бутылок, контрастировавшие с черными полосами, оставленными на асфальте шинами грузовиков. Миражи и блеск битого стекла внушили Крейну иллюзорное ощущение, будто их окружает вода; иллюзию эту усиливали лодки, которые тащили на прицепах многие попадавшиеся автомобили, а также замечание Оззи о том, что некогда здесь было морское дно и что на сколах камней здесь часто можно обнаружить ископаемые морские раковины.
Крейн то и дело возвращался к мысли о своем первом путешествии через эту пустыню сорок два года назад, когда он пять часов пролежал, скорчившись, в кокпите яхточки под бездействующим эхолотом, инстинктивно прячась от звезд, глядевших с высокого черного неба.
Теперь же, несмотря на сетчатую ограду, протянувшуюся вдоль шоссе, песок и скрученные стволы древовидной юкки поодаль, поездка по пустыне представлялась ему – в куда большей степени, чем тогда, – плаваньем по воде.
И еще Крейн замечал повсюду геометрические фигуры, прямые линии: миражи над плоской пустыней и длинные, почти горизонтальные склоны, уходившие от приземистых гор и простиравшиеся, казалось, через полмира, и прямая самого шоссе. Порой весь горизонт, обрамлявший мир, кренился, и он ловил себя на том, что наклоняется вместе с ним.
Грузовичок Мавраноса не соответствовал вечной упорядоченности и огромности пустыни.
Пыльная угловатая синяя машина, еще утром совершенно ничем не выделявшаяся, теперь походила на отставшего участника каравана какого-нибудь скромного разъездного цирка. Оззи купил для отпугивания оленей несколько дюжин свистков, работающих от встречного потока воздуха, и наклеил эти мелкие пластиковые приспособления тут и там по капоту и крыше кабины, некоторые поместились диагонально, вместо того чтобы смотреть точно вперед, а некоторые он установил так, что выходящая воздушная струя переднего приводила в действие задний, «вроде призмы Ньютона»; он также заставил Крейна и Мавраноса разрезать себе пальцы, чтобы испачкать кровью все до одного из множества флажков и вымпелов, которые он прикрепил на антенну, бамперы и кузов; еще он оклеил игральными картами борта шин, а заодно и крылья.
Крейн слышал, как Оззи, возясь с колесами, бормотал что-то о дизеле и лобовом стекле, но Крейн, смущенный эксцентричными мерами предосторожности своего приемного отца и невозмутимостью, с которой Мавранос соглашался с его решениями, не хотел вступать в разговор и, возможно, спровоцировать что-нибудь еще в оформлении «Сабурбана».
