Последняя ночь Александра Македонского - страница 39

Шрифт
Интервал

стр.

Александр поддался воздействию его страстной уверенности в том, что именно так и будет, и слушал с возрастающим интересом. Греки и персы в окружении царя поддакивали Стасикрату.

– Царь царей, – проникновенно сказал Мазей, – после этого же полнолуния я начну собирать податные средства, необходимые для такого величественного строительства.

Анаксарх криво усмехнулся, но так, чтобы усмешки не заметили.

У дверей главного входа послышались негодующие выкрики. Скоро подошедший оттуда Пердикка остановился напротив Александра, он хотел и не смел задать опасный вопрос.

– Что за шум? – Александр недовольно вскинул брови, прервал разговор с любимым строителем.

По лицу Пердикки читалось, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Александр приподнялся, с подозрением взглянул в полумрак у дверей, где стража внутренней охраны сдерживала решительно настроенных воинов-македонян. Их было пятеро ветеранов, и они стихли, когда в проходе за ними гулко отозвались шаги быстро возвращающегося Птолемея. Тот приблизился к воинам и сначала вопросительно осмотрел всех пятерых, затем стражников. Один из стражников поправил на голове сбитый набок шлем. А старший из ветеранов объяснил причину незваного появления на царском пиру.

– Нас избрали, – твёрдо сказал он, – чтобы переговорить с царём.

После нескольких мгновений Птолемей распорядительно обратился к стражникам:

– Пропустите!

Уполномоченные товарищами воины следом за Птолемеем вошли в индийский зал. В тёмном углу слева от входа, прямо на полу сидели в ряд семеро худых индусов, только набедренные повязки выделялись на их обнажённых тёмно-смуглых телах. Руки у всех были вывернуты за спины, туго связанны в кистях одной верёвкой, однако держались они с достоинством стоиков, готовых переносить любые превратности судьбы, не меняя своих убеждений. Все семеро индусов были "нагими мудрецами" – гимнософистами. Рядом с ними по своей воле расположился их собрат, философ Калан, который сидел на краю иссушенной верблюжьей шкуры, разрисованной кривыми линиями и надписями на вогнутой поверхности. Калан в чём-то тихо убеждал гимнософистов, но те застыли в горделивом молчании, ничем не показывая, что происходящее вокруг  вызывает у них маломальское любопытство.

Воинам было не до них, вслед за Птолемеем они направились среди званных гостей и царедворцев прямо к ковру царя. Александр продолжал возлежать на подушках из синего шёлка и не желал начинать разговора первым, ждал. Наконец старший воин вымолвил сиплым от волнения голосом:

– Царь! Ты отсылаешь тяжело больных и покалеченных ранами наших товарищей в Элладу и в Македонию. Говорят, потому, что не желаешь тратиться на их содержание и лечение. Так ли это?

Александр словно только после заданного вопроса увидел, кто это перед ним, внимательно посмотрел на каждого из пятерых уполномоченных ветеранов. Все они были украшены шрамами и сединами и внушали уважение. Он доброжелательно поднял свою чашу.

– За их выздоровление на родине!

Но отпить не успел. Рослый ветеран, участник походов ещё отца Александра, царя Филиппа, не выдержал:

– Ты выжал из этих людей всё, что смог. А теперь с позором, не осмеливаясь даже встретиться и объясниться с ними, через своих персов выбрасываешь за ненадобностью, возвращаешь отечеству и родителям не такими, какими взял...

Старший из уполномоченных воинов движением руки остановил своего товарища, – тот уже сказал достаточно, чтобы Александр нахмурился и свёл губы в полоску, – а сам продолжил спокойнее:

– И ты хочешь заменять их персами, которых мы выучили по твоей просьбе, будто они стали лучше нас. Так ли это, царь?

Александр не отвечал, но сжатая его пальцами чаша начала дрожать, предвещая бурю. Птолемей посмотрел на эту чашу, затем живо выступил между царём и воинами.

– Завтра. Вернее, сегодня днём, мы обсудим это, – пытаясь отвратить вспышку царского гнева, проговорил он. И крикнул виночерпиям: – Вина нашим славным ветеранам!

Однако седой ветеран не желал прекращать разговора.

– Пусть же царь признает бесполезными македонян и отпустит их всех, раз у него теперь есть персы, эти молокососы-плясуны.


стр.

Похожие книги