Она оказалась гражданкой Швейцарии французского происхождения. Ничего подозрительного в ее автобиографии не обнаружилось, все данные подтвердились. Но чудеса техники, улавливающее даже легкое дыхание, поймали также и стук клавиатуры компьютера. По звуку нажатия кнопок определили текст. И – вот ведь диво дивное! – текст оказался оперативной сводкой о передвижениях «папаши» за последнюю неделю и планах на следующую. Сводка была составлена вполне профессионально и зашифрована, но моим коллегам из Моссада потребовалось не более трех часов, чтобы прочитать сообщение.
Оказывается, за Зусманом следили. И не кто-нибудь, а любимая, с которой, по его словам, он собирался провести остаток жизни в Париже. На следующий день мы уже знали, что сводка отправлена во французский филиал Интерпола. Значит, за «папашей» следила французская полиция. На территории Германии у них полномочий не было, а впутывать в дело немецкую полицию, они, видимо, не хотели. Вот сюрприз так сюрприз! А Марлен хороша: при встрече вела себя, как влюбленная девчонка, притом совершенно естественно, иначе я бы заметил фальшь. Кстати, то, что они с «папашей» выделывали в постели, по словам ребят из группы наблюдения, игрой назвать трудно. Но она – агент и, видимо, совмещала полезное с приятным.
Рафи проверил всю ее легенду, очень профессионально составленную и хорошо документированную. Но у Моссада свои методы расследования, и уже через неделю мы знали, что Марлен работает под настоящим именем. В Интерполе она давно считается результативным агентом. Однако в отчетах отмечалось, что на протяжении последних четырех месяцев тон ее рапортов стал мягче, и сама она явно выгораживает «папашу». Эти попытки не ускользнули от глаз опытных аналитиков Интерпола: судя по всему, девочка влюбилась и поменяла сторону, только еще не призналась в этом сама себе. На ее донесения уже никто не полагался, и теперь следили за ней самой.
Ее предки проживали в Швейцарии почти триста лет и традиционно занимались банковским делом. Любимый дядюшка, брат матери Марлен, во время войны занимал должность заведующего отделом иностранных клиентов в одном очень уважаемом банке Женевы. В 1936 году через его отдел открыли счета и вложили большие суммы денег несколько весьма богатых евреев из Германии. Когда всем стало понятно, что нацистский режим хочет решить еврейскую проблему раз и навсегда, наиболее состоятельные господа решили тайно переправить часть своего состояния в Швейцарию. Господин Бовуажье стал открывать счета этим несчастным людям, считавшим себя немцами и пытавшимся оставаться гражданами Германии даже в те темные времена. Люди часто не хотят замечать очевидного, вот и теперь разум отказывался поверить в чудовищные вещи, которые добропорядочный народ Гейне и Вагнера творил со своими же соплеменниками. Но так было.
И тогда к Жану Бовуажье с очень заманчивым предложением обратился его старый клиент Вильгельм Вулленберг, не скрывавший своих контактов с властями Германии. Он, Бовуажье, должен был предоставить распечатки банковских счетов любого обладателя немецкого гражданства, поскольку открыты они были незаконно. Нацистская Германия запретила евреям открытие счетов в иностранных банках, а в виде компенсации за услуги господин Бовуажье должен был получить пятнадцать процентов от суммы, которую конфискуют немецкие власти. На бумаге все выглядело вполне законно, и Бовуажье не устоял перед соблазном. Выдав своих клиентов, он вскоре стал весьма состоятельным человеком.
Конечно, совесть немного помучила его, особенно когда он узнал из газет, как использовали в Германии полученную от него информацию. Нацисты арестовали всех обладателей счетов в Швейцарии. Несчастным предложили отдать деньги, незаконно выведенные за границу. В противном случае – расстрел на месте. Конечно, все предпочли жизнь, хотя в конечном счете их отправили в концлагеря, откуда вышли лишь единицы. Бовуажье, конечно, погоревал, но не особенно: очень уж щедрой оказалась плата за услуги, и он предпочел забыть неприятную тему.
После окончания войны он оказался вне поля внимания общественности, так как свидетелей его дел не осталось. Правда, швейцарские власти подозревали, что некоторые банкиры из их гордившейся своей нейтральностью страны выдали немцам своих клиентов. Именно тогда ввели абсолютный запрет на выдачу информации о счетах клиентов кому бы то ни было и по какой бы то ни было причине.
