Последняя милость - страница 83

Гамаш не мог не отметить, что эклектизм, который Матушка ставила в вину Сиси, применительно к ней самой превращался в добродетель.

— Ну, Исайя все же был ветхозаветным пророком, так что вряд ли можно назвать это изречение чисто христианским, — улыбнулся он. — И все же, почему вы выбрали именно его?

— Наверное, потому, что по духу оно близко буддистским верованиям. Если мы будем спокойны и умиротворены, то скорее обретем Бога в душе, — объяснила Матушка. — По-моему, замечательная мысль.

— Да, действительно замечательная, — совершенно искренне согласился Гамаш. — Покой и умиротворение… — Он отвернулся от стены и посмотрел прямо в глаза пожилой женщине, которая стояла рядом с ним. — И еще тишина, мадам.

Матушка даже глазом не моргнула.

— Да, старший инспектор. И тишина.

— Merci, Madame.

С этими словами Гамаш положил руку на плечо Бювуара и развернул его по направлению к двери. Инспектор даже не стал застегивать пальто. Он пулей выскочил на улицу и жадно, полной грудью, вдохнул морозный воздух. Несмотря на то что это тотчас же вызвало сильный приступ кашля, Бювуар был счастлив. Под конец пребывания в медитационном центре он уже начал опасаться за свой рассудок.

— Дай мне ключи! — Гамаш протянул руку, и Жан Ги безропотно уронил на его ладонь ключи от машины. — Что с тобой? — озабоченно спросил он, помогая Бювуару забраться на пассажирское сиденье.

— Со мной все в порядке. Просто эта женщина, это место… — Бювуар слабо махнул рукой. Его продолжало тошнить, но он надеялся, что ему все же удастся сдержаться, пока они доберутся до гостиницы. Надежды оказались тщетными.

Пять минут спустя они стояли на обочине дороги, и Гамаш поддерживал своего помощника, пока того рвало. В перерывах между приступами тошноты и кашля Бювуар все же смог высказать все, что он думает и по поводу Матушки, и по поводу ее тошнотворного покоя.

Со мной все в порядке, — упорно твердил бледный как смерть Бювуар.

— Теперь уже да, — не стал возражать Гамаш, которому пришлось буквально на руках донести Жана Ги до его комнаты в гостинице, раздеть, выкупать в ванной и уложить в большую, удобную кровать, под теплое пуховое одеяло. Гамаш взбил подушки, заботливо подоткнул одеяло и поставил поднос с горячим чаем и крекерами так, чтобы Бювуар мог дотянуться до него, не вставая с кровати.

От горячей грелки, лежавшей в ногах, по телу Жана Ги постепенно растекалось благотворное тепло. Холодные как лед ноги постепенно согревались, и бивший его озноб тоже начал потихоньку ослабевать. Еще никогда в жизни Бювуар не чувствовал себя настолько плохо, и в то же время он испытывал огромное облегчение.

— Ну как, полегче стало?

Бювуар кивнул, стараясь не слишком громко стучать зубами. Гамаш положил большую, прохладную ладонь на его лоб и заглянул в воспаленные, лихорадочно блестевшие глаза.

— Тебе принести еще одну грелку?

— Да, спасибо.

Бювуар чувствовал себя несчастным, больным трехлетним ребенком, рядом с которым, по счастью, находится большой и сильный отец. Гамаш вернулся через несколько минут с еще одной грелкой.

— Она навела на меня порчу, — жалобно сказал Бювуар, обнимая грелку. К этому моменту он уже отбросил всякие попытки продемонстрировать свою мужественность.

— У тебя грипп.

— Эта Матушка навела на меня порчу, и я заболел гриппом. Боже, а вдруг она меня отравила?

— У тебя грипп.

— Птичий грипп?

— Человеческий грипп. Успокойся.

— А вдруг это атипичная пневмония? — Бювуар попытался приподняться на подушках. — Что, если я умираю от атипичной пневмонии?

— У тебя типичный грипп, — сказал Гамаш. — Мне нужно идти. Вот мобильный, вот чай, вот тазик. — Гамаш указал на большую жестянку, которая стояла на полу, рядом с кроватью. В детстве, когда он болел, мать всегда ставила рядом с ним подобные «аварийные тазики». — А сейчас постарайся заснуть.

— Я умру до вашего возвращения.

— Мне тебя будет очень не хватать!

Гамаш еще раз подоткнул белое пуховое одеяло, потрогал пылающий лоб Бювуара и на цыпочках вышел из комнаты. Жан Ги к этому времени уже впал в забытье.

— Как он? — спросил Габри, когда Гамаш спустился вниз.