Сеньор де Албейра остановил машину, и мы вошли во двор. Я ожидал увидеть третьесортную закусочную, а оказался в просторном кафе со стеклянной крышей и изящно расставленными столиками. На полках стояли винные бутылки в соломенных оплетках самых невероятных форм. Сеньор де Албейра проявил необыкновенную, даже несколько чрезмерную заботу о моей диете. Люблю ли я сыр, грибы, цветную капусту, помидоры, какой бы я хотел заказать салат, какое предпочитаю вино — белое или красное? Я, как умел, старался убедить его, что все это совсем не так важно и не стоит таких душевных затрат. В Нью-Йорке я захожу в первый попавшийся кафетерий и трачу на ленч от силы десять минут. Но сеньор де Албейра не унимался. Это был настоящий банкет, а когда я попробовал расплатиться, выяснилось, что все уже оплачено.
В одиннадцать утра в пятницу сеньор де Албейра на своей маленькой машине подъехал к моей гостинице, помог вынести вещи и отвез меня в небольшой отель, окна которого выходили в парк. Мой новый номер с балконом стоил вдвое дешевле номера в «Аполлоне». Я долго не мог уснуть теряясь в догадках, почему этот незнакомец из Лиссабона проявил такое расположение к еврейскому писателю из Нью-Йорка.
2
Нет, выгоды из моего визита сеньор де Албейра не мог извлечь никакой. Он действительно был связан с одной издательской фирмой, но мои произведения должны были появиться в переводе на португальский не в Лиссабоне, а в Рио-де-Жанейро. С редактором из моего издательства они познакомились случайно, деловых отношений у них не было. Из его рассказов я понял, что он далеко не богат. Чтобы прокормить семью, ему приходилось работать сразу на двух работах, дохода от издательской деятельности не хватало. Он жил в старом доме с женой и тремя детьми. Его жена преподавала в старших классах гимназии. Да, он читал одну из моих книг в английском переводе, но едва ли это могло явиться причиной такой щедрости. Он заметил, к слову, что ему часто приходится иметь дело с писателями и он о них не слишком высокого мнения.
В субботу я планировал отправиться на автобусную экскурсию, но сеньор де Албейра заявил, что роль моего гида он берет на себя. Утром он опять заехал за мной и много часов подряд возил меня по городу, показывая полуразрушенные замки, древние соборы и парки с многовековыми деревьями. Он знал названия экзотических цветов и птиц и обнаружил впечатляющую эрудицию, отвечая на мои вопросы по истории Португалии и Испании. Иногда вопросы задавал он: чем иврит отличается от идиша? Почему я не живу в Израиле? Его явно занимало мое еврейство. Хожу ли я в синагогу? Связано ли мое вегетарианство с иудаизмом? Удовлетворить любопытство сеньора де Албейры было нелегко. Едва я успевал ответить на один вопрос, он задавал следующий. Вдобавок я с трудом понимал его английский, несмотря на богатство его словаря. Он еще утром предупредил меня, что ужинать мы будем у него. Когда я попросил его остановить машину, чтобы купить какой-нибудь подарок его семье, сеньор де Албейра принялся меня отговаривать. В Синтре, презрев его протесты, я все-таки купил двух бронзовых петухов, и ровно в семь мы подъехали к его дому.
К квартире сеньора де Албейры вела узкая винтовая лестница. Возможно, когда-то это здание было роскошным палаццо, но с тех пор заметно обветшало. Тяжелую, украшенную лепниной дверь открыла смуглая женщина в черном. Ее волосы были собраны узлом. Наверное, в молодости она была необыкновенно хороша собой, но от былой красоты мало что осталось. Она была без косметики, с руками, натруженными домашней работой. От нее пахло луком и чесноком. На ней было платье ниже колен с длинными рукавами и высоким воротом. Когда я протянул ей подарок, она покраснела, как краснели женщины в моем детстве. Взгляд ее черных глаз выражал смущение и кротость, каких — я думал — вообще уже нет на свете. Она напомнила мне мою первую любовь — Эсфирь, которую я так и не осмелился поцеловать. В 43-м ее расстреляли нацисты.
Сеньор де Албейра представил остальных членов семьи: девушку восемнадцати лет, юношу на год моложе и их младшего брата — ему недавно исполнилось тринадцать. Все они были смуглые с карими глазами. Вскоре в гостиную вошла светловолосая девушка. Сеньор де Албейра объяснил, что это не их дочь. Просто каждый год жена берет в дом бедную девочку из провинции, чтобы та могла учиться в Лиссабоне, как в мое время брали бедных мальчиков, чтобы дать им возможность учиться в иешиве. Боже мой, время в самом деле остановилось в этом доме. Дети были невероятно тихи и почтительны к старшим. Именно в духе такой почтительности воспитывали меня самого. Авторитет сеньора де Албейры был непререкаем. Дети беспрекословно выполняли любое его распоряжение. Дочь принесла медный таз, чтобы я вымыл руки.
