— Но даст же нам пан что-нибудь хотя бы на один зуб? — ласково спросил Суминский. — Должны же у вас быть какие-то запасы в шкафу?
— Я не говорю, что их нет, что я их не дам, — отвечал Бурчак. — Но если и дам, то никак не по обязанности перед вами, а proprio motu — от щедрот своих и по доброй воле.
— У каждого из нас только один рот и одно пузо, — смеясь, отозвался Суминский, — и нам все едино, как их насытить: по обязанности или по доброй воле.
— Но теперь же пост, панове.
— А что вы, пане, держите в своем шкафу? — спросил Берберий, подкладывая в огонь поленья.
— Что? Ну, немного жареной на подсолнечном масле рыбки, немного гренок с чесноком, кувшинчик пивка.
— Что поделаешь, достаточно и этого! — согласились путники. — Дайте нам от щедрот своих того, что имеете.
Они сели за стол, а Бурчак с ключами пошел к шкафу, отомкнул его, потом расставил по столу медные миски и положил в каждую еду.
Как бы мало ее не было, ели со вкусом, потому что все были голодные; пан Бурчак уже собирался поставить им пиво, как вдруг в ворота снова застучали, а с улицы раздался чей-то голос:
— Эй, есть там кто? Эй! Откройте, я вам говорю!
— Ну вот, опять, — недовольно проворчал Бурчак и подбежал к окну. — То ли напасть какая, то ли Радзивиллы собираются брать нас приступом. Кто это еще? — Он выглянул и тут же, ни слова ни говоря, сбежал по лестнице, и путники снова услышали скрип петель и цоканье копыт по мощеному булыжником подворью.
— Кто бы это мог быть? — заинтересовался Берберий.
— Вот вернется пан Бурчак, его и спросим.
При этих словах открылась дверь, и вошел высокий мужчина со шпагой на боку, одетый просто. На нем был ременный пояс, шитый серебром, темный плащ, припорошенный снегом. Его сапоги были в грязи.
— У меня уже нет ни одной свободной комнаты, — обратился к нему Бурчак, — поэтому, может быть, пан согласится переночевать с паном Берберием?
— Мне все едино, где ночевать, — заговорил новый гость, — я привык спать, где придется.
Все сидевшие за столом начали присматриваться к гостю пристальней, а пан Берберий встал и подошел к нему.
— Приветствую вас, пане Станиславе! Что случилось? Так скоро вернулся?
— А это вы, пан Барбье! Рад вас видеть. Вернулся, но не так уж скоро.
— А что привело вас сюда?
— Что? Приказ пана старосты, который меня сначала отправил в дорогу, а сейчас вернул назад по какому-то важному делу.
— А! — воскликнул Берберий. — Я все понял. Вы тут по тому же делу, что и мы. А куда вы ездили?
— Я послан был за границу, чтобы осмотреть лучшие крепости и замки, но неожиданно, уже подъезжая к австрийской Вене, получил письмо от пана старосты. В нем он приказывал вернуться и обещал, что снова отпустит меня, как только минет надобность в том, ради чего он меня вызывает. И еще приказывал поторопиться. Ну, так я и торопился, что называется, без сна и отдыха.
— Не иначе, как собрались мы здесь все ради одного и того же, — промолвил Барбье.
— Так оно и есть!
— А в чем дело, пан Вильгельм?
— А вы не знаете?
— Ничего не знаю! Какая-то война? Дальний поход? Враг напал?
— Самое удивительное из того, что только может быть. Но не то время и не то место, чтобы теперь говорить об этом. Садитесь пока, поешьте.
Новый гость без церемоний сел к столу.
Путники молча ели, а тем временем Бурчак ходил по комнате, что-то бормотал, копаясь в шкафу. Когда умолкло звяканье ножей и мисок, первым заговорил пан Станислав, обращаясь к Берберию.
— Я умираю от любопытства, скажите же мне, пожалуйста, ради чего нас вызвали? По всему видно, что ожидается нечто важное.
— Полагаю, что даже слишком важное, — отвечал француз, — но если начинать разговор об этом, то можно не кончить до рассвета, а уже ночь на дворе. Но вы ведь человек умный, и, может быть, по пути что-либо уже влетело вам в ухо. Неужто ничего не слышали?
— Как вам сказать, и слышал, и не слышал, — резво отозвался пан Станислав. — Вам же известно, что пан староста мой добрый опекун, он хочет вывести меня в люди, поэтому за свой счет отправил меня за границу, чтобы я при иноземных дворах обучался военному делу, повидал свет. Я и поехал, но неожиданно получил послание, приказ поторопиться назад, отложить путешествие на после, потому что я теперь нужен дома. С большим сожалением я собрался и поворотил назад, заторопился сюда. В своем письме пан староста приказал мне возвращаться как можно быстрей, и я так гнал коня, что по пути не имел времени кого-то расспрашивать, поэтому ничего и не узнал. Но я по всему вижу, что не иначе как готовится второй инфляндский поход.
