Все это открылось самым неожиданным образом. В начале 90-х грянула так называемая «перестройка» с приватизацией, ваучеризацией и прочей чертовщиной. И без того небогатый российский народ обнищал враз и надолго. Люди, как после «перестройки» 1917 года, понесли продавать вещи, чтобы свести концы с концами. У ворот того же Преображенского рынка, где когда-то на складе макулатуры я наткнулся на старые газеты с заметкой об угоне «русской подводной лодки», вытянулись предлинные шпалеры торговцев поневоле. Слезы наворачивались на глаза при виде бабулек, которые выставляли на продажу кто горшочек с геранью и пузырек валокордина, кто давно вышедшие из моды дочкины туфли, пластмассовые расчески, чашки, ложки, поварешки... Ложки отнюдь не серебряные, как в послецарские времена, а из нержавейки, а то и вовсе алюминиевые. Деды продавали старые армейские ремни, стираные гимнастерки, болты, гвозди, молотки, долота и прочий «струмент». На меня, как, впрочем, наверное, и на других москвичей, которые слыли состоятельными, как-никак, писатель, обрушился поток самых неожиданных предложений.
Мне предлагали купить лунный глобус и старинный фотоаппарат с пневматическим спуском — от резиновой груши, собрание сочинений Гарина-Михайловского и коллекцию армейских пуговиц времен Крымской войны, дозиметр и действующий полевой телефон... На такой волне всплыла передо мной и скрипка Страдивари, та самая, которую доставил из Италии в Россию унтер-офицер Ильяшенко на подводной лодке «Святой Георгий». Привез ее в Москву на продажу кто-то из потомков старшины машинной команды и вышел на меня. Денег на приобретение столь дорогого и к тому же не нужного мне инструмента (разве что как реликвию, связанную со «Святым Георгием») у меня не было. К тому же накануне знакомства с продавцом шедевра Страдивари в газете «Советская Россия» вышла статья «Фальшивый автограф», где директор государственной коллекции уникальных музыкальных инструментов В. Куликов рассказывал:
«...После показа телевизионного фильма “Визит к Минотавру” к нам в госколлекцию ежедневно приходят по 10—15 писем с сообщениями о находках ценных инструментов. Без преувеличения могу сказать, что за это время мы осмотрели не менее тысячи скрипок, но, увы, подлинных изделий Страдивари не обнаружили... Массовое, поточное производство подделок было налажено, кроме Италии, во Франции, Англии, Польше, в ряде других стран. Причем некоторые фирмы даже не стремились нарочно ввести в заблуждение потомков, для них клееная этикетка с именем Страдивари — знак признания и уважения к мастерству великого мастера из Кремоны. Но вместе с тем было немало фирм, которые, копируя автографы, хотели подороже сбыть свою продукцию...»
... Во время нашей беседы Владимир Михайлович несколько раз брал телефонную трубку. Звонили из разных городов страны, сообщали: «Найдена скрипка Страдивари!»
Короче, я так и не стал счастливым владельцем раритетной скрипки, но зато познакомился с родственниками бывшего механика «Святого Георгия» (по существу, Ильяшенко выполнял на лодке обязанности инженера-механика) и узнал, во-первых, точный маршрут и точную хронологию командировки Ризнича с экипажем из Мурмана в Италию, а во-вторых, познакомился с замечательными потомками машинною старшины. Его сын стал видным конструктором подводных лодок в питерском бюро «Малахит», а дочь Ирина Кузьминична служила военным врачом в медсанбате той самой 150-й Идрицкой стрелковой дивизии, чей флаг был водружен над поверженным Рейхстагом в победном мае 1945 года. Но это уже другая история.
Ирина Кузьминична написала мне несколько писем, куда включила и отрывки и из писем отца времен Первой мировой войны. В них — живые штрихи быта российских перводподводников в Либаве:
«...Вот сейчас пишу, а рядом в комнате граммофон вовсю орет, а братва в домино на квас, колбасу и конфеты очки зажимает, шары по биллиарду катает да друг над другом подтрунивают — кому уши приделают или лопухи (они же уши) обобьют. А как обобьют, тогда и запевают: “Ой, вы уши, мои уши, уши длинные мои на мотив “Солнце всходит”.
