Глава тринадцатая
Дом стоял отдельно и одиноко, словно не имел ничего общего с темной улицей, словно был предоставлен своей собственной судьбе. Фонарь на противоположной стороне мигнул и погас. Неожиданно поднялся ветер и начал швырять холодные секущие капли дождя мне в лицо.
В доме не было света, по крайней мере, я его не видел. Но я знал, там были люди. Там должен был быть Лон Якима, а также Блю Гуднайт; возможно, там был и Томми Дженсон, хотя даже сейчас я не до конца понимал, почему он там может оказаться.
Калитка была открыта и слабо поскрипывала на холодном ветру. Я сунул в рот сигарету и сложил руки домиком, чтобы зажечь спичку, но потом швырнул спичку и не зажженную сигарету в лужу. Люди могли смотреть из безжизненных окон и вполне смогут заметить слабый огонек спички.
Потом я прошел в калитку и обошел центральную часть дома. Низкая, разрушенная в нескольких местах стена, ограждала узкую полоску земли, на которой он был построен много лет назад. Примерно посередине стены была другая калитка, коротенькая дорожка от которой вела к боковому входу. Я медленно пошел по траве рядом с дорожкой, стараясь производить как можно меньше шума.
Там оказалась дверь с небольшой истертой ступенькой перед ней, толстая дверь с тяжелым замком, но ключ в нем повернут не был. Я попал в коридор, который, судя по всему, соединял жилые комнаты с кухонным флигелем. Света нигде не было. Я немного постоял, прислушиваясь, затем достал потайной фонарик и набросил на него носовой платок, чтобы иметь возможность двигаться и при этом не наткнуться на что-нибудь.
Кухня была слева внизу. Я пошел в другую сторону, медленно двигаясь по коридору, пока он неожиданно не превратился в большой холл. Там было несколько дверей и лестница. Из-под самой внушительной двери пробивалась тонкая полоска света. Я подобрался ближе.
Из-за двери слышался хриплый раздраженный голос, который до того я слышал только раз, и то по телефону.
- Ты позволил Шенду себя переиграть, - говорил Блю Гуднайт. Слова были полны презрения и злобы. - У него были связаны руки, а у тебя был пистолет, и ты ему позволил обыграть себя...
Я прижался ухом к двери. Якима как-то странно зашипел, но, казалось, не нашелся, что сказать в ответ.
- А потом ты пошел и убил Нордлунда, - продолжал Блю Гуднайт, повысив голос. - Что это за странная игра, ты, желтая свинья?
Якима перестал шипеть и сказал безжизненным голосом:
- Нам нужно было ликвидировать все следы, а Нордлунд слишком много знал.
- Да? И ты думаешь, следовало поступить именно так?
- Я уже сказал тебе, что должен был действовать.
- Никто тебе этого не говорил.
- Я не жду приказов, я действую.
- Так ты сознательно поднял всех на ноги, убив Нордлунда? И думаешь, теперь мы в большей безопасности? Ты - желтый сукин сын?
Якима произнес таким тихо, что я с трудом его расслышал:
- Послушай, Блю, я убивал людей голыми руками за гораздо меньшие оскорбления...
- Да-да, ты любишь убивать, - согласился Блю Гуднайт. - Попробуй убить меня, Якима, просто попробуй.
Я осторожно нажал плечом на дверь, так, что она приоткрылась на дюйм, и придержал её за ручку. Лон Якима стоял спиной ко мне, широко расставив тонкие ноги. Большую квадратную комнату, заставленную тяжелой викторианской мебелью, освещала единственная лампочка под выцветшим бумажным абажуром. Там стоял потемневший сервант, два набитых конским волосом кресла и такой же диванчик, богато разукрашенное, но старое и дряхлое пианино с синей накидкой на нем и бронзовыми подсвечниками. Блю Гуднайт стоял, опершись спиной на большой мраморный камин; шрам на его мертвенно бледном лице выглядел как-то странно живым, мышца на шее, под самым левым ухом, монотонно подергивалась.
- Блю, я ничего против тебя не имею, - вкрадчиво сказал Якима.
- Ты меня ненавидишь, - возразил тот. - Но дело в том, что мы оказались в это деле вместе, и ты все испортил. Мы загребли сотню тысяч и должны были разделить их на троих. Единственное, что нам следовало делать тихо сидеть в этой дыре, пока не стихнет шум, а потом двинуться на побережье. - Он замолчал, облизал губы. И тут же бросил, как удар хлыста. Но на тебя напала мания убивать. Сначала Берни, а потом...