— А не мало ли тут отравы-то, у меня крыс в хозяйстве видимо-невидимо? — спросил старик.
— Мало! — усмехнулся и мрачно подмигнул ему Кринков. — Да этой дозой роту солдат, то есть, извините, красноармейцев, отравить можно.
Вернувшись к себе, Сутяга спрятал яд на верхнюю полку. «Сегодня суббота, в воскресенье травлей крыс заниматься не стоит — грех, разведу яд в понедельник», — решил он.
Но на другой день настало такое, после чего было уже не до крыс. В воскресенье началась война.
Через несколько недель война приблизилась к Красноборску. По шоссе на восток потянулись беженцы. Шли пешеходы, двигались грузовики, фургоны, подводы, набитые людьми. В грузовиках, прильнув к пыльным бортам, сидели дети: побледневшие, молчаливые, уже не плачущие от усталости. Иногда в потоке людей, подвод, машин, чадя выхлопными трубами, проплывали трактора, волоча за собой по щебенке шоссе по несколько саней, груженных бочками с горючим, — только бы ничего не досталось врагу. Мощные, созданные не для скорости, а для тяжкого, неутомимого труда, для грузного, мерного преодоления, здесь двигались они трагически медленно, порою закупоривая движение. Гнали колхозный скот. Понурив головы, угрюмо, как на бойню, брели коровы. Жалобно блеяли бараны, бестолково теснясь к обочине шоссе. Телята на слабых, дрожащих ножках шли, шатаясь от усталости, оставляя на щебне маленькие кровавые следы. Некоторые из них прислонялись к забору или к дереву, в тоскливом недоумении глядели вокруг, потом начинали медленно оседать. Тогда погонщики, сойдя с дороги, стучали кнутовищами в окна — есть тут живая душа, возьмите теленка за ради бога, пропадет зря.
Старик Чернов все эти дни подолгу простаивал у шоссе, ждал, когда погонят коней. Однажды он увидал большой табун коней. Гнали его два погонщика.
— Не из Бибиковского конесовхоза? — спросил он у погонщика.
— Именно из Бибиковского, — ответил погонщик.
— А Чернов Николай где же?
— А тебе какое дело? — недружелюбно спросил погонщик.
— Я отец его — вот какое мне дело. Он в армию ушел, что ли?
— Не в армию, а вроде как и в армию. Задание ему есть. Остался там.
— Так там, верно, немцы уже?
—Ты, папаша, не расспрашивай, а что узнал — о том молчи, — вмешался в разговор второй погонщик и, обращаясь к первому, промолвил: — А ты не болтай. Мало ли что он отец! Тут дело такое…
Они ускорили шаги. Старик отстал от них, остановился, долго смотрел вслед.
На осеннем рассвете немцы вступили в Красноборск. Еще где-то за лесом к западу от городка слышалась стрельба — там бились остатки роты, прикрывавшей отход наших войск. Но все реже раздавались выстрелы — и вот смолкли.
По шоссе через городок промчались мотоциклисты, за ними загромыхали танки. Потом весь день по главной улице городка, где проходило шоссе, двигались на восток немецкие грузовики. Мимо притихших потемневших домиков, мимо безлюдных поперечных улиц проносились они, не сбавляя скорости при въезде в городок, — будто мчались они среди поля, будто городка и не было; чувствовалось в этом безостановочном движении какое-то злобное неуважение к городку, к чужой земле. Моторы грузовиков гудели удручающе ровно, мрачно-серы были набрякшие от росы брезентовые верха кузовов, и пахло от машин не бензином, а нефтью, смазочным маслом, как от паровозов.
Порой проходили легковые низкосидящие, будто волочащие брюхо по земле, штабные автомобили, на радиаторах у которых изображен был до крайности стилизованный орел, — раскрытый клюв его походил на раздвижной гаечный ключ. Некоторые из них, сопровождаемые грузовиками, сворачивали в боковые улицы — это въезжала в городок новая власть. Солдаты соскакивали, разминали ноги, хозяйски оглядывали дома, потом шли рыскать. Слышались беспорядочная стрельба, крики. Над подожженным кожевенным заводом стояли столбы сырого тяжелого дыма; отвратительный запах горящей кожи и дубильных химикалий стлался по улицам, проникая всюду.
Старик Чернов ранним утром вышел из своего домика, взошел на безлюдную пристань, постоял у весов. Сонно плескалась свинцовая вода, обгорелые бревна и разбитые ящики плыли по течению. Здесь, в этой части городка, было тихо: немцы обтекли ее. Они были везде кругом, но здесь их не было.