— Сойдешь, если малость подучить, — ответил, усмехнувшись, Филипп. — Пойдем скорее завтракать, а то мэр к тебе нагрянет.
Они прошли в столовую. Там на столе, накрытом белой скатертью, стояли тарелки с закусками, бутылки вина.
— Не худо капитана угощают. Как настоящего генерала, — заметил Ермаков.
— Чуринские повара неплохо работают на буржуев, пусть и на нас поработают, — сказал Филипп, поправляя нафабренные усы.
— Ты, оказывается, форсун, Филипп, — улыбнулся Ермаков, поглядев на друга. — Я и не знал.
— А как ты думал? Вся «пятерка нападения» начистилась, как перед парадом. Даже Санька Терехин прихорошился под давлением Ахмета. Правда, без энтузиазма. Сидит чистит сапоги, а сам чертыхается на чем свет стоит. «Я бы, — говорит, — лучше могилу для тебя выкопал в два метра, чем мне эти сапоги чистить да подворотнички стирать».
После завтрака они пошли в комендатуру. В приемной их встретила все та же чопорная Маргарита Николаевна в длинном лиловом платье, с высоко взбитым коком на голове.
— Доброе утро, ваше превосходительство, — приветливо пропела она, кокетливо улыбаясь. Над ее грудью, на белой холеной шее игриво сверкнула мелким бисером золотая цепочка с маленьким крестиком. Ермаков сдержанно кивнул секретарше и прошел в свой рабочий кабинет.
— До чего же хороша, бестия. Мечта солдата! — блеснул глазом Шилобреев.
Ермаков сел в кресло, вынул папиросу, щелкнул зажигалкой, но она не действовала — отсырела. Тогда он полез в карман за кресалом.
— Отставить такие штучки, — вмешался Филипп. — Ты что, и при мэре так будешь прикуривать? На вот спички, и забудь про «катюшу».
— Как я буду прикуривать — это не проблема. Но вот как мы будем с ним разговаривать — это вопрос серьезный. Ведь он по-русски, видно, ни бельмеса не понимает, а мы столь же понимаем по-китайски.
— Да, нужен переводчик, — согласился Шилобреев. — Может быть, этот бес в юбке знает по-ихнему? — высказал предположение Филипп и направился в приемную, чтобы спросить секретаршу, говорит ли она по-китайски. В дверях он столкнулся с Ахметом. Тот, запыхавшись, вбежал в кабинет и, приставив к пилотке руку, доложил по всем правилам:
— Товарищ начальник гарнизона! У крыльца собралась куча народа, что-то кричат, ни по-русски, ни по-татарски не понимают.
Ермаков и Шилобреев подошли к окну и увидели пеструю толпу китайцев, сгрудившихся под дождем около крыльца. В толпе шныряли подростки и совсем маленькие голые китайчата. Китайцы что-то выкрикивали, размахивали руками. Но что они кричат и зачем сюда пришли, понять было невозможно.
— Может быть, они пришли приветствовать освободителей? — высказал догадку Филипп.
— Разберемся, — ответил Ермаков.
В приемной послышался шум.
— Уходите! Что вам здесь нужно? — донесся из-за дверей резкий голос Маргариты Николаевны.
Филипп поспешил в приемную и через минуту ввел в кабинет невысокого седого старика с жиденькой бородкой и заплетенной на затылке косой. Это и был мэр города, который с раннего утра набивался на прием к русскому начальству. Старик низко поклонился, начал что-то говорить.
— Что ему надо? — спросил Ермаков у вошедшей Маргариты Николаевны.
— А шут его знает, — раздраженно ответила та.
Ермаков с сожалением посмотрел на мэра города.
Лицо у него было мокрое то ли от пота, то ли от дождя. Он еще раз поклонился, заискивающе улыбнулся и опять поклонился.
— Да хватит вам кланяться. Я ведь вам не Иисус Христос и не ваш Будда, — остановил его Ермаков.
Он усадил мэра в кресло и начал жестами и мимикой допытываться, что ему нужно от советского командования. Мэр вытер цветастым платком мокрое лицо и что-то торопливо заговорил, то и дело показывая рукой на шумевшую у крыльца толпу. Ермаков, ничего не понимая, вопросительно глянул на Маргариту Николаевну. Та пожала своими роскошными плечами, захлопала черными длинными ресницами:
— Ни бельмеса не понимаю.
— Неужели не можете разобрать ни одного слова?
Ермаков налил из графина воды, поставил стакан перед мэром. Тот быстро схватил стакан и начал пить. Кадык на его шее прыгал то вверх, то вниз, бороденка тоже прыгала. Мэр осушил стакан, поставил его на стол, посмотрел просящими глазами на Ермакова, потом на секретаршу и снова начал что-то говорить, досадуя, видимо, что его не понимают. Маргарита Николаевна хитровато прищурилась и, кокетливо вскинув брови, обрадованно сказала:
