Но больше всего Ермакова беспокоило то, что он не выполнил поставленную перед ним главную задачу: не разоружил японскую часть. Где она теперь — неизвестно. И почему японцы сожгли горючее — тоже неизвестно. Было бы у него горючее, он попытался бы догнать их. А без горючего что сделаешь? Сиди и не рыпайся. Он повернулся лицом к окну. Дождь хлещет по-прежнему. По зеленому стеклу льется потоками вода. За окном еле виднеются мокрые кусты акации. Дождь барабанит по крыше, клокочет в водосточной трубе. «Видно, не один денек придется тебе, товарищ старший сержант, послужить начальником гарнизона», — подумал Иван.
Он поднялся с постели, потянулся рукой к брюкам и остановился в недоумении. Мать честная! Что за невидаль? Он не может узнать собственного обмундирования: брюки вычищены и отглажены — прямо с иголочки. Гимнастерка — как будто из пошивочной мастерской. Пуговицы сверкают, как звезды в темную ночь, подворотничок белее снега, а о наградах что и говорить! Начищены, надраены, аж смотреть больно. И такое их множество — от плеча до плеча. Иван даже усомнился: все ли его? Помимо орденов и медалей здесь приколоты все значки, которые он хранил на память в вещевом мешке. Вот это да! Рядом у кресла стояли начищенные до блеска Санькины хромовые сапоги. Ну и усердствуют ребята!
В командирскую спальню вошел Ахмет и четко доложил:
— Товарищ начальник гарнизона! По приказу коменданта города я назначен к вам для авторитета личным адъютантом и жду ваших дальнейших приказаний!
— Это твоя работа? — спросил Ермаков, тряхнув гимнастеркой.
— Так точно. Действовал по приказанию коменданта города. Только погоны офицерские не мог найти.
— Я вот вам врежу вместе с комендантом за эти подхалимские штучки! Еще одному бойцу должность нашли. Теперь моим регулярным войском будет один Санька Терехин.
Ахмет стоял навытяжку, как перед генералом.
— Не имеете права, товарищ начальник гарнизона, потому что это для пользы дела.
— «Для пользы дела»! Ты посмотри: даже спорные сапоги хромовые не пожалели.
— Это мы с Терехиным проявили инициативу, — ухмыльнулся Ахмет.
— Ну и народ у меня подобрался! Придется мне с этого услужливого Филиппа стружку снять. Вызови его ко мне.
Щелкнув каблуками, Ахмет выскочил из спальни. Через минуту вошел Филипп Шилобреев, начищенный, наглаженный, с живописно закрученными усами. В руках у него был офицерский ремень.
— Товарищ начальник гарнизона, по вашему вызову…
— Ты что это комедий взялся разыгрывать? Ханшина лишнего хватил? Да? К чему этот маскарад?
— А ты что на меня орешь, как на денщика при старом режиме? — окрысился Шилобреев.
— Брось. Филипп, шутить, нам пока не до шуток. Адъютантов вздумал назначать, штаны гладить! Тебе что, делать нечего?
— Вот тебе раз! Высказался! Да как же ты не можешь понять своего положения? В город вошла Красная Армия! К тебе сейчас хлынет народ с поздравлениями, жалобами, просьбами. А ты будешь стоять весь зачуханный, в грязных кирзовых сапогах да с оторванным погоном? Ты в своем уме? Какой же дурак назначил тебя начальником гарнизона!
— Ну, ты полегче насчет дураков. А то я и наказать могу. У меня не заржавеет. Ишь ты, размахался руками!
— Да как же с тобой разговаривать, если ты ситуацию не понимаешь?
— Ладно, ладно. Учить меня вздумал. Ремень-то что принес?
— Мэр города сейчас к тебе заявится, а ты подпоясан солдатским ремнем. Соображаешь? Возьми этот — у механика-водителя одолжил.
— Что за мэр? Кто такой?
— Ну, власть местная. Как у нас председатель сельсовета… Ты не зубоскаль, Иван. Сам должен понять, на какую ты вышку поднялся. От имени Советской России будешь разговаривать. Это тебе не баран чихнул.
— Ладно, ладно, будет тебе старших учить. Назначил я тебя комендантом на свою голову.
— Я же все для солидности делаю. Распустил даже слух, что ты переодетый капитан.
— Капитан? Мог бы и полковником сделать.
— Ладно, подождешь…
Ермаков взял полотенце, умылся в ванной комнате, надел гимнастерку и подпоясался офицерским ремнем.
— Вот теперь подходяще, — одобрил Филипп.
— Все у нас будет подходяще. Только вот ты держать себя не умеешь с начальником гарнизона. Ты должен гвоздем стоять перед ним, дрожать как осиновый лист. А ты с наставлениями. — Ермаков одернул наглаженную гимнастерку, прошелся, скрипнув хромовыми сапогами. — Ну как? Сойду за капитана?
