Морин проснулась рано. И очень обрадовалась, что утро выдалось ясным; последние дни дождь лил без остановки. Занимался чудесный осенний день. Завтракая, она слушала последний эпизод радиосериала «Арчеры», правда, батарея приемника села перед самой развязкой.
Женщина вышла в сад, надеясь закончить работу до того, как свет исчезнет. Честно говоря, дел было много: сгрести листья, подрезать розы и клематисы,[3] и еще бы посадить луковицы даффодилов[4] вокруг беседки.
Внимание Морин привлекла стайка щеглов, рыщущих по клумбе с астрами в поисках семян. Женщина присела на корточки, наблюдая за маленькими пестрыми созданиями, которых всегда очень любила.
А потом резко потемнело. Словно кто-то переключил фары с дальнего света на ближний. Морин подняла голову. Солнце стремительно неслось прочь, увлекая за собой остатки света, словно шлейф. Зрелище столь грандиозное, что Морин пожалела, что при себе у нее нет видеокамеры. Опустились серые сумерки, затем наступила кромешная тьма. Перепуганные щеглы подняли гомон и улетели прочь. Все случилось в считаные мгновения.
Морин была готова. Из кармана своего старенького пальто она достала фонарик, для которого давно приберегла батарейки. Последние исчезли с прилавков несколько недель назад. Слабый луч осветил путь до беседки, где Морин зажгла тростниковые факелы.
Потом села, глядя на погруженный во тьму сад, и стала ждать, жалея, что не прихватила с собой из дома книгу. Хотя и не надеялась дочитать ее. К тому же при свете мерцающего пламени глаза бы быстро устали.
— Мам? — позвал ее тихий голос.
Морин чуть не подскочила от неожиданности. Кейтлин брела по саду, освещая путь фонарем.
— Я здесь, дорогая.
Дочь зашла в беседку и села рядом с Морин, на деревянную скамью, укрытую не слишком мягкими подушками, — только такие удалось купить. Фонарик Кейтлин погасила, экономя заряд.
— Только что исчезло Солнце.
— Да, точно по расчетам.
Издалека доносились громкие голоса, улюлюканье, звон бьющегося стекла.
— Кто-то веселится по полной, — усмехнулась Морин.
— Так же было во время затмения, — заметила Кейтлин. — В Корнуолле, помнишь? День выдался облачный, и мы, конечно, ничего не видели, но, едва небо потемнело, все пришли в полный восторг. Наверно, какие-то древние инстинкты.
— Пить не хочешь? Я прихватила с собой термос с чаем. Молока, боюсь, больше нет.
— Спасибо, мам, не хочу.
— Я рано встала и даже успела высадить луковицы даффодилов. На клематисы времени не хватило, правда. Но в целом сад готов к зимовке.
— Я очень за тебя рада.
— Лучше быть здесь, чем в доме, ты как думаешь?
— Полностью согласна.
— Я думала взять одеяла. Но не знала, будет ли холодно.
— Вряд ли. Воздух остыть не успеет.
— Еще я пыталась провести сюда электричество, но его все равно нет уже много дней.
— В любом случае факелы надежнее. Я бы раньше приехала. Но около церкви огромная пробка. Думаю, все храмы забиты до отказа. Да и бензин у меня кончился за пару миль до твоего дома. Уже давно машину не заправить.
— Ничего. Я рада, что ты здесь. Я и не думала тебя увидеть, даже позвонить не могла.
Сотовые сети не работали уже много дней. По мере приближения конца все медленно выходило из строя, ломалось, рушилось. Потому что люди бросали работу и спешили домой, к близким и родным.
Морин осторожно спросила:
— Как Билл и дети?
— В этом году Рождество мы встретили раньше срока, — отозвалась Кейтлин. — Оба пропустят дни рождения, но мы решили, что уж Рождество-то они должны отметить. Утром устроили все как положено. Носки, елка, украшения, гирлянды, подарки, много подарков. Пир горой. Индейку достать не смогли, но у меня была припасена курица. Потом дети пошли спать. Билл растворил их таблетки в лимонаде.
Морин понимала, о каких таблетках речь: Государственная служба здравоохранения раздала маленькие синие капсулы каждой семье.
