— А по вкусу?
Магда рассмеялась.
— По вкусу я — инопланетянка. Видите — какой я гибрид? Получается совсем в рифму: по крови — армянка, по духу — россиянка, по вкусу — инопланетянка. — Блеск в глазах Марты теперь отливал каким-то фосфорицирующими фиолетовыми вспышками в глубине ее зрачков.
— А деревянные дома Прибалтики? Скажите о них хоть несколько слов. Я плохо знаю Прибалтику.
Магда развела руками, словно собираясь потянуться через журнальный столик, чтобы обнять Бояринова.
— О, там есть на чем остановиться глазу и от чего может заработать воображение. — Отпахнув крышку верхнего в стопке альбома, Магда пододвинула его к Бояринову. — Посмотрите хотя бы вот этот. Тут домики Юрмалы, это в Латвии, на побережье Рижского залива. Божественный уголок нашей земли. Я там не была уже год. Собираюсь поехать туда глубокой осенью. Буду добивать там свою последнюю главу диссертации. Эти городишки я исходила вдоль и поперек, исщелкала десятки роликов фотопленок. Иногда, приезжая из Прибалтики в Москву, чтобы сравнить архитектуру деревянных домов Рижского взморья с частными домиками и дачами Подмосковья, я испытываю чувство, словно после бокала выдержанного французского вина я, по чьей-то неодолимой воле, глоток за глотком пью нашу знаменитую у алкашей бормотуху, которую они покупают на сданные пустые бутылки, или «коньяк — три свеклочки».
— Что, что вы сказали? Повторите, пожалуйста.
— Коньяк «три свеклочки»… — Три этих слова Магда произнесла как заклинание.
— Что это за коньяк?
— Самая вульгарная наша «расейская» самогонка, которой будет в обед тысячу лет.
Бояринов от души расхохотался.
— О, могучий русский язык!.. Знать, только у великого народа ты мог родиться. — Взгляд Бояринова упал на раскрытый альбом, лежавший перед ним.
— Я с удовольствием посмотрю все это, если вы дадите мне право еще не раз и не два перешагнуть порог вашей квартиры.
— Сочту за честь, если у вас будет такое желание.
— Если вы позволите — я буду вам звонить иногда.
— И информировать меня о результатах ваших поисков? Статья Лисогоровой и ваше благородное намерение меня больше чем заинтересовали.
— Ну, что ж… Если вам это интересно — считайте меня своим товарищем, которому я доверил тайну.
— А вы можете пригласить меня на юбилейный вечер Лисогоровой? — Магда мелкими глотками пила кофе, а сама не сводила глаз с Бояринова, пытаясь понять, или, скорее, почувствовать: хорошо ли и интересно ему будет с ней, когда она теперь уже больше не представляет интереса в его поисках косы.
Бояринов ответил не сразу. Получить приглашение на юбилейный вечер Лисогоровой, на котором одни только свои театральные работники займут треть зрительного зала (а если учесть, что в Москве более десятка театров, два театральных журнала, газета «Советская культура», киностудия «Мосфильм», ГИТИС, ВГИК, два министерства культуры — союзное и республиканское, управление культуры Мосгорисполкома, просто давнишние друзья и верные поклонники таланта Лисогоровой, человеку, далекому от искусства и совершенно незнакомому юбиляру — это, как показалось Бояринову, задача нелегкая. Допив кофе, он поставил чашечку на стол и только теперь решился поднять глаза на Магду.
— Смелее… Я не обижусь. Я знаю — эта сверхзадача вас почти напугала. А я в ваших глазах сейчас выгляжу нахалкой. Ведь так?
— Вы будете приглашены на этот юбилейный вечер, — строго и как-то по-деловому казенно ответил Бояринов.
— В качестве кого?
— В качестве моего друга. Ведь я давно вас знаю.
Глаза Магды округлились. Ее густые черные брови веером взметнулись вверх.
— Вы?!. Меня знали?!. Давно?
Бояринов грустно улыбнулся.
— Я давно вас искал. Искал с далекой юности… И вот сегодня нашел.
— Вы отлично готовите кофе! — весело, словно и не было грустного, трогательного разговора, сказала Магда, когда Бояринова отодвинул в сторону свою чашку.
— Об этом же мне говорят мои коллеги. В перерывах репетиций моя гримуборная становится пен-клубом. Запах кофе неистребимо будет стоять в ней до седьмого потопа, — Бояринов посмотрел на часы.
— Вы торопитесь?
— К сожалению, да. Через двадцать минут у меня деловая встреча по альманаху.
