Последний этаж - страница 17

Шрифт
Интервал

стр.

Видя, что разговор может вот-вот сам собой оборваться — а ему очень не хотелось, чтобы он иссяк, — Бояринов спросил:

— А почему вас, собственно, интересует деревянная архитектура городов Прибалтики, а… не архитектура, скажем, Подмосковья, Ярославля, Новгорода, Костромы?.. Или таких исконно русских старинных городов «Золотого кольца», как Владимир, Суздаль, Ростов Великий, Переславль-Залесский, Загорск?.. Вопрос был поставлен грамотно и интересно. На него Магде уже не раз приходилось отвечать, когда она выбирала для диссертации тему. В душе она даже обрадовалась, что ей представляется возможность при ответе на вопрос Бояринова раскрыться поглубже и быть интереснее, чем в начале их разговора, когда она опростоволосилась с этим уже давно отвергнутым названием. Но тогда, полгода назад, когда профессор Могилевский на заседании кафедры проехался по названию ее работы, ей было не так обидно и ни так стыдно, как сейчас. А поэтому в дальнейшей беседе с Бояриновым, которая теперь для Магды с каждой минутой становилась все интересней, она хотела выровнять его впечатление о ней. А поэтому начала твердо и уверенно:

— Во-первых, об архитектуре этих городов, которые вы только что назвали, уже много написано. Есть даже интересные диссертации. Меня не интересует другая архитектура, в которой на первый план выступает не только гармония линий и объемных форм, но и гармония цвета, объемных форм и линий. Получается своего рода триада, в которой часто главенствует цвет.

— А вы обращали внимание на резьбу наличников, веранд, ставней, крылечек, когда проезжаете на автомобиле по шоссейным дорогам Подмосковья? Мне интересно ваше мнение.

И этот вопрос для Магды не был неожиданным, а поэтому она не заставила себя напрягаться в раздумьях.

— Не только обращаю внимание, но вдумываюсь, анализирую, сравниваю и обязательно оцениваю. Это моя профессия.

— Ну и как вы находите эту внешнеукрашательную резьбу?

— С точки зрения архитектуры и эстетики — жалкое зрелище.

— Почему?

— Эти лепящиеся вдоль дорог подмосковные домишки, а также дачи торгашей-толстосумов с резными наличниками и крылечками мне напоминают уродливую, толстую и уже немолодую женщину с ногами-колоннами из-за слоновой болезни… Женщину, которая напялила на себя блестящее «кримплиновое», как говорит мой один знакомый из Киргизии, платье и без чувства меры, без элементарного даже для провинциала вкуса обвешала себя дешевой разностильной и разноцветной бижутерией. — Магда вышла в соседнюю комнату и принесла оттуда три толстых альбома в добротных переплетах, которые она положила на журнальный столик перед Бояриновым. И как бы развивая мысль, с какой она вышла в соседнюю комнату, продолжала: — все в этой ряженой кукле дурно. Природа обидела ее телом, а воспитание испортило вкус и не дало ни грамма понятия о прекрасном. Полная дисгармония!..

— Мне почему-то кажется, что по духу вы очень далеки оттого, что мы называем «русское», «Россия». Стрелка компаса вашей души сильнее тянется к Западу, к Европе. Или это мне показалось? — Сказав это, Бояринов тут же подумал: «Не перехлестнул ли?.. Не слишком ли рано и так сразу пошел «во-банк»? Но опасения его были напрасны, Магда только сильнее и разгоряченнее продолжала диалог.

— Вы ошибаетесь… — Взгляд Магды упал на визитную карточку Бояринова, которую она в первую минуту знакомства положила на туалетный столик, — сеньор Бояринов. А если вам интересно знать, кто я по крови и по духу — могу представиться почти анкетно.

— Это очень интересно. — Бояринов чувствовал, как с каждой минутой их беседы на него все ощутимее действовали какие-то непонятные токи, идущие от этой молодой красивой женщины.

Улыбка изогнула тонкие чувственные губы Магды.

— По крови я — армянка, хотя в Армении была всего несколько раз и то не подолгу, в гостях у бабушки по маминой линии. Но она умерла, когда мне было десять лет. Больше в Армению меня никто не приглашал. — Магда стряхнула с сигареты пепел в хрустальную пепельницу и вскинула на Бояринова свои большие, широко расставленные черные глаза, обрамленные густым частоколом таких же черных ресниц. — А по душе я — двухсотпроцентная славянка, вернее, — россиянка.


стр.

Похожие книги