Глава пятая
В ожидании второго перерождения
Кровать, телевизор и еда — самый скучный отдых, который только мог помыслить Ожегов. Один раз он даже выходил на улицу, чтобы прогуляться, но не уходил далеко, потому что никаких способов связи с членами совета у него не было. Они должны были прийти за ним. Было бы обидно, если бы они не застали его на месте. Во второй половине дня, когда Ожегов устал отдыхать и от этой усталости задремал на кровати, в его дверь постучали.
Он подскочил, как будто бы и не спал вовсе, попросив минуту, быстро надел костюм и только после этого открыл. В коридоре стоял Добряков, который имел вид ещё более мрачный, чем раньше, что наводило на мысль, что эксперимент пока что проходит успешно. Раскрыв дверь, Ожегов впустил гостя.
— Рассказывайте, — сказал он, повернувшись к зеркалу, чтобы привести себя в порядок.
— Ничего хорошего я вам не скажу, — советник, как и в прошлый раз прошёлся вдоль комнаты и остановился около окна, — они превзошли мои ожидания. Как, впрочем, ожидания всех.
— И это настоящий Ланов? — Ожегов, поправлявший до этого воротник, оставил это занятие и повернулся к собеседнику.
— Ну, если не знать о настоящем генерале и в каком он состоянии, то да. Решено было воспроизвести его в лучшие годы. Ему где-то пятьдесят, и это значит, нас ждёт минимум полвека свершений.
— Но он не может быть настоящим.
— За ним установлено постоянное наблюдение. Сам он не знает, что он ненастоящий, не знает о существовании своего прототипа. В целом, к нему относятся так, как к настоящему генералу. Больше того, самые низшие чины считают, что это и есть настоящий Ланов. Им сказали, что учёным удалось излечить его. Сам он тоже так считает.
— И ему дали память о болезни.
— Да. Мозг скопирован точно. Разве что, устранены некоторые признаки старения. Генерал имеет весь свой опыт, но находится в обновлённом теле.
— Ладно. Сколько будет длиться наблюдение?
— До победы. Нашей, надеюсь.
— Я тоже.
— От ганиадданцев поступило ещё одно предложение, — Мрачно сказал Добряков, повернувшись на Ожегова.
— Какое?
— До момента начала эксперимента они не знали о наличии Ланова, но потом о нём пришлось рассказать. Медицина их гораздо более развита, и они уверяют, что если нас так не устраивает наличие качественной копии — в том что они сами победили, они уже не сомневаются — они могут вылечить оригинал.
— Но для этого нужно признать их нашими богами.
— Да, — мрачно кивнул Добряков.
— Вы говорили генералу?
— Говорил. Но вы, я думаю, представляете, что это за человек и что он ответил мне?
— Он не согласен, — предположил Ожегов.
— Он видит в будущем нашу нацию свободной и независимой. Если у нас и будет религия, то она должна служить нам, а не наоборот. Естественно, что он не считает одну единственную жизнь — свою жизнь — равноценной платой за рабство триллиона с четвертью граждан.
— Кстати, вы не говорили, что ганиадданцы вкладывают в понятие служения им. Что мы должны будем делать фактически, после признания?
— Вам знакомо выражение «раб божий»? — усмехнулся Добряков, — один из анахронизмов, которые придётся вернуть.
— Поправьте меня. Мы будем или изгоями или рабами. Так в чём нам смысл признавать их своим божеством?
— Смысл в том, что раб обретёт свободу рано или поздно, а изгои должны будут слоняться вечно.
— И это так страшно? Слоняться?
— В условиях нашей автаркии — нет. Но и на галактическую арену мы тоже хотим. Это новые возможности, как вы понимаете. Но нам нужно равноправие.
— Ладно, — Ожегов посмотрелся в зеркало и ещё раз убедился, что его форма в порядке, — что мы делаем сейчас?
— Сейчас у нас будет ещё одна встреча с ганиадданцами. Теперь уже они настаивают на вашем присутствии. Видимо, узнав, что вы священник, вас они хотят мокнуть лицом в дерьмо больше, чем остальных.
— Забавно, — улыбнулся Вадим.
— Пожалуй. Соглашусь с господином Лилиным и скажу, что это не характеризует их как высокоразвитую нацию. Идёмте.
Ожегов закрыл дверь, и они двинулись к лифту. Ждать кабинку долго не пришлось, и вскоре они уже спускались вниз.
— Могу я спросить вас то, что не совсем относится к делу, — обратился к Добрякову Вадим.
