— Оперативно работаете, — похвалил Галкин.
— Пока ничего конкретного, но уже определились свидетели происшествия.
— Да? — улыбка тронула губы Галкина-старшего. Он чувствовал, что потихоньку втягивается в новую игру. Но поскольку был человеком азартным, с готовностью принимал новую судьбу.
— Этого, конечно, не положено делать, но я думаю, случай особенный…
— Конечно, особенный, — подтвердил Галкин, довольно откровенно делая пальцами легкие движения — так, словно бы тер в них купюры.
Глаза Иваньковского заблестели:
— Много найдется, да уже нашлось мерзавцев из средств массовой информации, которые на чужой беде делают деньги.
. — Я с вами абсолютно согласен, — подтвердил Галкин и вновь прошуршал воображаемыми купюрами.
— Дело настолько ясное, что яйца выведенного не стоит, а у вас могут появиться неприятности.
— Послушайте, генерал, — устало произнес Галкин, — мы здесь одни, наш разговор не прослушивается, не записывается и незачем валять дурака. У вас есть адреса и фамилии свидетелей, есть их показания, а у меня есть деньги. И вы, и я хотим, чтобы дело как можно скорее утряслось, и о нем забыли. Давайте поменяемся: вы мне передадите то, что стало известно следствию… — Борис Аркадьевич протянул руку и взялся за край папки.
Генерал сначала замешкался, потом разжал пальцы.
— Вообще-то…
— Ах, да, извините, — рассмеялся Галкин, — я не назвал суммы. Но и товара еще не видел, — хохотнул он, усмотрев замешательство на лице Иваньковского.
Тот не ожидал такой откровенности от олигарха.
— Я…
— За свидетелей — всех скопом — я готов вам заплатить пятьдесят тысяч. Но с одним условием: если возникнут новые фигуранты, вы или постараетесь их отсечь, или же сдадите мне.
Язык у генерала присох к небу. В жизни ему приходилось брать взятки, давать их, но всегда это приходилось делать стыдливо. Люди отводили глаза, принимая подношение, смотрели себе под ноги, когда двигали по столу пачку с деньгами. Генералу раньше казалось, что наверху подобные дела совершаются с еще большей осторожностью, что деньги вообще не фигурируют в явном виде, а даются туманные обещания, после чего взятки тайно переводятся на счета, оформленные на подставных лиц.
«Хотя, — задумался Иваньковский, — им-то кого бояться? Они сами себе и закон, и судьи, и даже, если потребуется, палачи. Пятьдесят тысяч — неплохие деньги, — подумал он. — Информация — в самом деле, идеальный продукт, ее продаешь, и в то же время она остается при тебе».
— Согласен, — с трудом выговорил генерал Иваньковский и не из-за того, что его мучила совесть, а просто, он не привык к полной откровенности в подобных делах.
— Ого, — вскинул брови Галкин, посмотрев на документы, — вы принесли оригиналы бумаг. Они мне ни к чему.
Борис Аркадьевич включил ксерокс и быстренько снял копии со всех бумаг. Иваньковского коробило, что Галкин даже не пытается сделать вид, будто сын его не виноват в аварии. Бориса Аркадьевича интересовал лишь результат, промежуточные впечатления, чужие эмоции его нисколько не интересовали.
Галкин присел, выдвинул ящик письменного стола. Выбросил на столешницу пачки долларов — пять штук. У генерала сложилось такое впечатление, что весь нижний ящик набит пачками, потому как Галкин глубоко руку не запускал.
«Пять! — сосчитал Иваньковский и уже ощутил эти деньги своими. — Жене, естественно, ничего не скажу», — решил он.
После похождений генерального прокурора, освещавшихся в прессе не хуже, чем визит президента в США, Иваньковский твердо решил, что за все сомнительного характера удовольствия теперь будет платить сам. Поскольку он был человеком не очень требовательным в развлечениях, то денег ему должно было хватить надолго.
— Ах, да, — хлопнул себя по лбу Галкин, когда составлял пачки одну на другую, — за эти же деньги я хотел бы получить несколько консультаций. Это ничего, если я несколько расширяю круг наших договоренностей?
— Нет, что вы, — тут же ответил генерал, не сводя глаз с денег.
— Я мельком просмотрел документы, и вот что мне подумалось: следователи, наверное, решили сделать из Якова Клещева главного свидетеля, хотя он человек, не заслуживающий доверия.
