Она повернулась и стала подниматься к себе в башню. Происшедшее отвлекло ее от работы над Хроникой. А это было не пустое времяпровождение. Она хотела свести воедино все донесения с итальянской войны. Идет месяц на месяцем, а перелома все не видно. Вскоре развезет дороги, а это означает, что Эду придется зимовать в Италии. А если к тому же будет длиться осада, что из этого воспоследует? Голод, мятежи, возможно, чума. Пусть не здесь, пусть за горным хребтом, но все же – воспоследует. А здесь, в Нейстрии, при отсутствии короля – новое наступление сторонников Карла… И лишь собрав воедино все сведения, она может строить свои дальнейшие действия… Она поднималась по лестнице мимо стражника, явно скучавшего, но все же отдавшего ей честь, гулко стукнув по полу копьем, и неосознанно ускоряла шаг.
В личных покоях королевы было пусто. Раскрытая Хроника лежала на пюпитре. Азарика повернулась было туда, но ощутила, что из-за быстрого подъема у нее пересохло горло. Она подошла к полке, на которой стояли чеканный серебряный кувшин и такой же кубок – византийская работа, трофей она уж не упомнила какого похода Эда. Азарика налила в кубок воды и выпила. «Служанки совсем распустились, – мелькнула мысль. – Воду не меняют. Затхлостью отдает». Поставив кубок на место, она подошла к пюпитру, протянула руку к чернильнице. И в это мгновение страшная судорога, прошедшая по всему телу, заставила ее согнуться пополам, а затем ноги ее подкосились, и она рухнула на ковер.
Она попыталась было крикнуть на помощь, но из горла вырвалось только слабое хриплое сипение. Связки и мышцы точно сковал паралич. Азарика почти не могла дышать. Она знала, что все это значит – судороги, удушье, онемение тела. Яд.
Из последний сил она попыталась доползти до стола, где стояла шкатулка с лекарствами. Среди лечебных трав были и противоядия. Азарика сделала несколько судорожных движений и снова обмякла. Из прикушенных губ текла кровь. Руки и ноги уже не действовали. Бесполезно. Она не дотянется до шкатулки. Вновь ужасающий приступ удушья. Но в то же время, пока тело корчилось от боли, голова сохраняла ужасающую ясность.
…Голова сохраняла ясность. И тогда сознанию: «Отравлена!» на смену пришло другое.
«Суд Божий!»
Потому что Бог всегда казнит клятвопреступников. А она преступила клятву вдвойне. Давным-давно она принесла самый страшный обет, какой может дать человек – отомстить убийце отца и Гермольда, предав его мучительной смерти. И предала свою клятву, влюбившись в убийцу. Она не умертвила его, а вышла за него замуж, и родила ему сына, и жила с ним счастливо… и тешила себя надеждой, что Бог простил ее. Но Бог ничего не простил. Господне правосудие надвигалось медленно, и, наконец, настигло ее. Она не раскаивалась в содеянном, она просто знала, что это так. За нарушенную клятву нужно платить. И она платит – душу за душу, кровь за кровь, жизнь за жизнь. И ничто ее не спасет. Суд свершился, и она уходит во тьму.
И тьма заполнила ее зрение, и удушье сдавило горло, и до слуха все доходило уже смутно, как сквозь плотную пелену. Ей показалось еще, что она слышит какой-то шум… может быть. колокол… и крик… и, напрягшись, она различила юный голос, ломкий и хриплый, который, перекрывая набат, выкрикнул три слова.
Свой собственный голос.
«Справедливость! Правда! Месть!»
То, чему она присягала. То, о чем она позабыла ради любви, жалости и милосердия.
«Бог покарал меня!»
С этой мыслью Азарика умерла.
На самом деле Господь был к ней милостив. Он позволил ей умереть, прежде, чем ее достигла весть, которая была бы для нее хуже смерти.
Когда прислужницы, бросив бесчувственную Вульфгунду, вбежали, голося и ломая руки, в покои королевы, чтобы сообщить ей, что в купальне маленького принца Ги неожиданно постигли судороги и удушье, и ничто не может вернуть его к жизни, они нашли королеву мертвой на полу.
И вой наполнил все переходы Компендия.
Фортунат очнулся оттого, что на звоннице ударили а неурочный час. Неужели пожар? Он слабо позвал Эммерама, но тот не отозвался. Приподнявшись на постели, каноник услышал крики – множество голосов, особенно женских. И топот. Тяжелый топот солдатских сапог, и звон амуниции. Значит, не пожар? Неожиданное нападение врага? Набег? Но как враги смогли подойти так близко к Компендию? Почему Азарика и Альбоин не приняли никаких мер? Неужели их никто не предупредил? Быть этого не может.
